Евгений Вышенков - Крыша. Устная история рэкета

В ноябре 1988 года власти города Ленинграда на деле признали существование в городе организованной преступности — при ГУВД был создан специальный 5-й отдел по борьбе с ней. В подразделения уголовного розыска было разослано указание направить лучших сотрудников в новый отдел, который возглавил Николай Горбачевский. На практике, конечно, с лучшими из своих подчиненных никто расставаться не хотел, так что зачастую вместо этого начальники попросту писали хорошие характеристики тем, от кого давно хотели избавиться, и новая структура в значительной степени оказалась сформирована именно из таких кадров.

Убийство на рынке в Девяткино стало первой крупной разработкой Горбачевского.

Как только раненых Гончаренко и Лукошина привезли в больницу на Вавиловых, врачи отправили телефонограмму в отделение милиции Калининского района. Гончаренко скончался, так что на следующий день сотрудник уголовного розыска пришел опрашивать одного Лукошина. Тот заявил, что плохо себя чувствует и ничего не помнит, кроме того, что дело было на стихийном рынке в Девяткино. А еще через день он сбежал из больницы, и найти его до Нового года так и не удалось, а в новогоднюю ночь, как известно, он разбился насмерть на машине. Таким образом, у следователей было только две зацепки — номер машины, на которой раненого Гончаренко привезли в больницу, и Девяткино. А так как Девяткино находилось во Всеволожском районе Ленинградской области, то дело поспешили передать в областную прокуратуру.

Дело вел следователь по особо важным делам Владимир Михайлович Лещенко. Так как ему с самого начала было очевидно, что случившееся не было бытовым выяснением отношений, то он поручил его как раз недавно открытому 5-му отделу.

За первые полтора месяца выяснить не удалось практически ничего, что проливало бы свет на произошедшее в Девяткино 18 декабря. К середине февраля, однако, после многочисленных допросов случайных спекулянтов с рынка, родственников и знакомых Гончаренко, Горбачевский рапортовал Лещенко: «В процессе работы были установлены клички лиц, которые были на рынке в день совершения преступления: Юра Лось, Марадона, Бройлер, Утюг, Челюскин, Анжей, Слон» [19] Из переписки следователя по особо важным делам прокуратуры Ленинградской области В. М. Лещенко с начальником 5-го отдела УУР ГУВД Н. М. Горбачевским. .

Кроме того, всплыло прозвище Крупы — стало известно, что он был в машине с Гончаренко, когда того везли в больницу.

Случайные свидетели показали, что драка на рынке произошла «между группами парней, у которых было в наличии огнестрельное оружие, ножи, дубины...» [20] Там же. .

К апрелю прозвища участников драки превратились в фамилии, а к ним прибавились новые. Выяснилось, что в ней принимали участие Малышев, Кудряшов, Челюскин, Мискарев, Жаринов, Акимов, Алымов, а, кроме того, на рынке в этот день присутствовали Лукошин, Лосев, Шеме-тов и Милюков по кличке Темный. Заодно удалось узнать, что Крупа — это Александр Крупица. Его доставили на допрос, но он дал предельно скудные показания: с Гончаренко он познакомился в ресторане «Океан», а в машине, которая везла раненого Федю в больницу, вообще оказался случайно, проходил мимо, и его попросили показать дорогу. Куда больше следователям повезло с Александром Жариновым по прозвищу Стас Жареный, который в этот момент сам находился под следствием за вымогательство. Он довольно подробно пояснил, чем и с кем он занимался на рынке по выходным, что произошло там накануне убийства Гончаренко, а заодно вспомнил, что видел, как Лукошин и Гончаренко напали на Миска-рева. К середине апреля было в деталях известно, что происходило в Девяткино 17 и 18 декабря, кто кого убил и почему. Следователям удалось не только установить личность убийцы, Сергея Мискарева, но и понять истинный смысл происшедшего. 16 апреля 1989 года Лещенко написал в очередном запросе к Горбачевскому: «На рынке в Девяткино произошла драка между двумя преступными группировками за раздел сфер влияния» [21] Там же. .

После Девяткино никакого шума, совещаний не было. В третью городскую больницу, которая находилась на нашей территории, привезли Лукошина с проникающим ножевым ранением. Нам телефонограмма. Я приехал его опрашивать. Вижу, спортивный. Он: не помню, не знаю. Что-то где-то в области. У меня задача стояла одна — отбить материал,— чтобы не было уголовного дела. Его и не возбуждалось — в область откинули, тем более Луконин сбежал с больницы и погиб в аварии через неделю. Конечно, земля слухами полнилась, мол, в Девяткино разбор был, но на нас это никак не влияло. Слова такого «оргпреступность», еще не было, хотя мы понимали, что спортсмены одними поборами со входа да левым вином не ограничиваются. А мы еще жили по старинке — не могли себе купить ничего у фарцовщиков. А «Космос» на моей территории теперь, после Девяткино, стал «тамбовский». Ведь здесь перед событием собирались Кума­рин, Ледовских, Глущенко. Помню, как Кумарин в 1988 году в «Космосе» мне представил Ледовских: «Андрей Ярославович, это член партии, мастер спор­та, лейтенант Советской армии»,— и его по имени и отчеству.

Еще:

К самому концу столетия мы начали «падать». И стремительно. К «Космо­су» уже наезжали какие-то «челнинские» на машинах без номеров да без документов. Движения стали опаснее, речь короче, взгляды потеряли товари­щеский блеск. Раз осматривали тачку, отодрали сиденье, а там написано «смерть мусарам». Пахнуло зоной. Они начали вести себя дерзко. Мы же вольготно себя не чувствовали. Успокаивал лишь пистолет под курткой. Спортсмены же из-за стоек ушли, а на ворота совсем молодежь встала. У них нашлось много дел. И пока они ставили за себя кого-нибудь. Ставили так называемых — автопилотов. Если раньше они знали, что всегда можно с уголовным розыском встретиться, поулыбаться, порешать вопросы, а мы знали, что и они помогут, то теперь все изменилось. Они как бы перестали в нас нуждаться — гусь свинье не товарищ а мы поняли, что это волки. Пальбы пока не было, но стало ясно, что ни у одного меня есть ствол и удостоверение не влияет на скорость пули. Как-то однажды у меня на территории сожгли «жигули», а один «казанский» заявил: «„Жигуль" горит так же, как и „мерседес"».

Пришло время талонов. Я, например, все время хотел есть. Раньше бы заскочил в «Космос» и там по знакомству бы до отвала навалили, а теперь не хотелось. Они стали высокомерны. Как-то зашел, так новый бармен так мне ответил, что я салфетки сбил и много чего «хорошего» ему наговорил. Всеобщий дефицит всего пришел. Плюс борьба с пьянством. Мы начали все доставать. Угол Карпинского и Науки превратился в пьяный. Спортсмены начали их поджимать. Мы стали выживать тоже. Поставили пару ларьков возле станции метро «Академическая», где торговали наши жены. Об этом все знали. Порой наезжали и на нашу точку, но мы решали быстро. Торговали корюшкой с Ладоги. Сотрудники шестого отделения лично с лотков торговали. Принимали вещи на комиссию. Импортные ликеры пошли — персиковые, амаретто.