Андрей Буровский - Некрещеная Русь. Не верь учебникам истории!

По истечении 30 лет службы Весте весталка могла выйти замуж, но существовало поверье, что брак с весталкой всегда несчастлив. К тому же, выходя замуж, бывшая весталка теряла свой почетный статус и становилась обычной матроной. Большинство весталок и не выходили замуж, даже получая такое право.

Так вот: раз в году, 9 июня, римлянки гасили огонь в своих очагах, и приносили новый огонь из храма Весты. Домашний огонь в доме римлянина становился частичкой вечного священного огня.

У славян не было культа Весты, связанного с Венерой, но есть предположение, что и у славян на капищах горел священный огонь, который разносили по домам раз в году. Это только предположение, но точно известно — раз в году огонь в очаге гасили, и разжигали новый самым древнейшим способом — трением. Не высекая искры ударами друг о друга кремней, или кремня о железо, а методом «огненного плуга», стремительным трением друг о друга сухих палочек. Помогал в этом нелегком деле порох — сухая-пресухая пыль, сделанная из березового гриба — чаги.

Вошедший в избу клал руки на камни печи — жилища огня. Тем самым он здоровался не только с хозяевами, но и с охранявшими дом мелкими богами, и с самым важным из них — огнем. После этого жеста невозможно было нанести вред хозяину дома. Клятва на прокаленных камнях считалась почти такой же сильной, как клятва землей.

Клянешься, охватывая камни очага — огонь становится свидетелем.

Во время «божьего суда» обвиняемый брал в руки кусок раскаленного в костре железа или клал руку в костер. По силе ожогов определяли — виновен ли человек, или его оговорили. Виноватого, нарушителя божественных законов, огонь не брал, — не хотел есть его тела. Чем сильнее ожог — тем ты угоднее Огню. Значит, тем менее виновен.

Огонь кормили и жертвами: жертвенными животными, растениями, рыбой. Случалось, приносили в жертву и людей. Первоначально жертвами становились вовсе не преступники и не пленные, а как раз самые лучшие, самые достойные люди рода и племени… Те, чью плоть священный огонь пожирал с особенным удовольствием. Стать жертвой было в высшей степени почетно.

Славяне знали о существовании моря, но и Балтика, и Черное море находились на самой дальней периферии их мира. Южные славяне плавали по морям, новгородцы освоили мореходство не хуже скандинавов… Но в целом море оставалось для восточных славян практически незнакомым ландшафтом.

Тем удивительнее, что у них, как и у всех потомков древнеевропейцев, было представление о морском царе. Облик этого громадного человекоподобного существа, Морского Царя, очень напоминает и образ греческого Посейдона, и скандинавского бога Ньёрда — бога ветра и морской стихии. Ньёрд жил на небе, в Асгарде, но вместе с тем — у моря. Его жена, богиня-охотница (чем-то напоминавшая охотницу Артемиду у греков), не смогла жить с ним у моря, потому что ее будили крики чаек. Она любила горы и волков, охотилась вместе с волками. Поэтому супруги девять суток живут в жилище Ньёрда — Ноатуне («корабельном дворе»), а потом столько же и столько же в Трюмхейме, в горах.

Скандинавы не знали таких подробностей о личной жизни Ньёрда, но Морской Царь славян имел 12 дочерей. Обитал он не где-нибудь, а в океане у острова, на котором шумел Вырий. В целом образ морского бога у славян не такой детализированный, как у скандинавов и тем более у древних греков. Но прообраз явно тот же самый.

Божества рек у славян в основном женские. Реки и ручьи имел своих покровительниц, которые очень напоминали нимф и наяд. Поздние романтики сделали божества рек очень милыми и приятными созданиями, но предки думали иначе. Женские божества рек требовали жертв — причем именно мальчиков и мужчин. Они умели заманивать их своим прекрасным пением, — в этом отношении они больше походили на греческих сирен и на некоторых кельтских фей, а также на русалок.

Сегодня русалок изображают с рыбьими хвостами, как древнегреческих сирен. Но такой образ родился только у морских народов. И славянская русалка, и германская ундина — человекоподобны, у них обычные человеческие ноги.

Интересно, что в Англии различают западноевропейских «русалок», — mermaid , а для русалок континентальной Европы применяют славянское rusalka .

Представление о том, как вели себя такие божества, дает старинное германское предание о Девах Рейна — обитавших в реке сиренах. Одна из них, по имени Никс или Нике, сидела на утесе в самом узком месте Рейна, который назывался «Лорелей», то есть «шепчущая скала». Возможно, название происходит из-за того, что по утесу стекал и «шептал» водопад.

Из-за сильного течения на скалистом берегу гибло немало лодок… Германцы считали, что «шепот» скалы — пение Нике, и привлекает жертвы — Нике нуждается в них.

Нежными и ласковыми представали скорее нимфы малых речек и ручейков — они действительно были очень привлекательными существами. Но и они могли похитить, утопить понравившегося им человека. Похитить не в стремлении погубить, а именно чтобы взять к себе, в мужья. Утопленный русалками человек жил с ними, от него рождались дети.

Поклонение Земле у славян выражено даже сильнее, чем у других арийцев. У эллинов есть образ Антея, сына Земли. Когда Геракл во время сражения швырял Антея на Землю, он получал от Матери-Земли новые силы, и вскакивал еще более сильным, чем был раньше. В конце концов Геракл не сбил Антея с ног, а схватил и оторвал от Земли. Лишившись поддержки Земли, Антей был легко задушен Гераклом.

Получая новый надел, молодая пара должна была совокупиться на этом наделе — причем так, чтобы семя молодого человека непременно попало на землю. В некоторых греческих городах-государствах такой же обычай был при покупке земли: новый хозяин совокуплялся на ней с женой в присутствии свидетелей, или онанировал на землю. Свидетели удостоверяли, что важный обряд совершен и что фактическое вступление во владение землей состоялось.

Судя по всему, у славян представления о связи каждого человека с землей были даже сильнее, чем у вечных бродяг — эллинов. Со своей землей человек был связан фактом рождения на племенной территории — навечно и неотъемлемо.

Мать сыра земля для древнего славянина была живой и мыслящей субстанцией, которая всегда помогала своим сыновьям и дочерям. До сих пор существует обычай брать с собой на чужбину горсть родной земли. Но русская политическая эмиграция 1920-х г. брала горсть русской земли из любого места… «Годилась» земля, взятая буквально в последний момент, в порту перед посадкой на корабль, в городском сквере перед тем, как идти на поезд. А славянин-язычник брал горсть своей родовой земли, или земли с капища, где стояли изваяния богов, или с кладбища, где покоились предки.