Отар Кушанашвили - Эпоха и Я. Хроники хулигана

Если учесть все качества, что родители заложили в меня, а я отшлифовал, шансы устроиться в той жизни, в какую я без разбега нырнул, были не нулевые, но и не стопроцентные.

Мне сорок первый, я отличаюсь от российских журналистов так же, как Джордж Майкл от Игоря Николаева (но И. Н. я люблю!), еще лет двадцать я не прошиплю: «Жизнь прошла, и я тебя увидел в шелковой косынке у метро. Прежде – ненасытный погубитель. А теперь – уже совсем никто», и я исполнен огня не потому, что пережрал мяса и кваса, а потому, что я сын своих родителей, научивших меня, что большинство людей изображают умников и мне не след уподобляться им, а след играть на понижение патетики.

Я в маму, я по-маминому увлекающийся, и у меня часто бывает слишком много времени по утрам, это важно, я встаю в пять утра, и думаю, думаю, думаю я, будучи, как мама, свободным внутри.

Родители – мой первоисточник, и это для парня, делающего карьеру, дополнительная проблема, кроется там же, в первоисточнике; суть проблемы – я не имею права быть гондоном (хоть гондонистые поступки совершал). При этом мне физически плохо, когда меня не любят, хоть я и научился с этим жить.

Это хорошее интервью, данное хорошему парню Стасу, – о людях и временах великой святости, что бы о них, о временах и людях, ни судачили. Но в моей интерпретации, а моя интерпретация, знаете, не всегда осторожная, немалую часть ея занимает доблестная дерзость, щегольство опять же: на кой ляд ввинчивать слово ПАРОНОМАЗИЯ?!

Чтоб Фриске понравиться, это ж ясно.

Это раньше можно было врать в интервью, чтоб прослыть любвеобильной душкой, сегодня мне слишком много, чтоб вертеть хвостом.

Или достаточно лет, чтоб пыхтеть над имитацией образа работяги с золотым сердцем (хотя так и есть).

С пулеметной скоростью жонглируя словами, я стараюсь, при всей наружной небрежности, быть точным в выборе слов.

Я бываю истошно смешным и мнимо грозным, мнимо смешным и истошно грозным.

И я люблю песню «Story» Риккардо Фольи!

Те, кто начинал со мной, мутировали в тусклых декадентов, отталкивающе молодящихся ЭМО (не случайно рифмуется с ЧМО), а я остался титаном легкого духа, пережив драму попытки отлучения меня от профессии, но она-то как раз никогда не отказывала мне в приязни. В этой профессии я – сверхчеловек. Но и не трепетный принц эфира: трепещу я по другим причинам, в принцы никогда не рвался, из эфира уходил и воротался столько раз, что статистика сама в недоумении. Хоронил себя, хоронили меня, а потом – бац! – видел радугу, и снова, с именем Фриске на устах, летел в крутящуюся воронку.

Сегодня каждый второй, кого ни попроси, способен много и красочно говорить о природе шоу-бизнеса, о принципах, на которых он зиждется, о механизме его и прочей херне. Все быстренько сообразили, что наш шоубиз – это способ выращивать золотые груши на бронзовой вербе, но при этом все быстренько забыли, что шоубиз – это люди, эти, как его, хомо сапиенсы… или про это помнят, но не принято балясничать, потому что в наших краях более или менее глубокий разговор, а значит, разговор, связанный с выражением эмоций, – есть что-то непристойное.

Между тем я из тех старомодных придурков, которые, даже стоя на зыбучем пьедестале, предательски ходящем под ногами, но все же стоя, думают о том, как причудливо устраиваются судьбы в контексте шоубиза, как людей перемалывает эта машина, мнет, жует, изнашивает, опустошает – да любой глагол из разряда триллерски-высоковольтных употребите! И горе тому, кто окажется не готов к схватке. Я знаю человек пять из тех, что не сбылись, но из них только один занимает меня как персона, которая по всем показателям могла стать культовой. Эту персону зовут Илья Легостаев.

Я не знаю другого в нашей индустрии человека, который бы более внешне и внутренне подходил бы на эту священную роль. И не знаю другого, кто бы, обладая такими данными и такими задатками, так же просрал бы свой час.

Когда-нибудь я обязательно напишу, как создавались «Акулы пера», как реализовывался внешне элементарный замысел Демидова – посадить визави героя масскульта и неотесанных журналюг. Опишу сладко-горький мирок интриг, больного апломба, летучих свиданий со славой. Разбросаю по тексту две пригоршни сантиментов и с сарказмом расскажу, как мы мнили себя революционерами. Вряд ли кто-то осмелится утверждать, что программа не перевернула представления многих, очень многих людей и о звездах, и о прессе, и о системе взаимоотношений с неприкасаемыми.

Да, по большей части, и с моей, в том числе подачи, программа была глупа, косноязычна, неровна, избыточно амбициозна, но невероятно обаятельна!

А обаятельной она была в первую голову из-за Ильи. Из-за его свойства источать тепло, странное в контексте того, чем он занимается, ощущение бескорыстия, что ли (у других слишком подозрительно горят глаза, не так, как в классической литературе, но именно подозрительно).

К исходу первого полугодия было совершенно ясно, что передача – № 1, что надо ее как-то развивать по всем канонам успешного шоубиза, что это жила золотая и манкировать ею – преступление. Вы же знаете, какой у нас за окнами пейзаж: на одного творца приходится семьдесят продюсеров, девяносто менеджеров, сто администраторов, и если эта шатия видит, что кто-то имеет успех, то сразу кумекает: надо вложиться – через год построим домище на Багамах. Почувствовав в Легостаеве мощную долю обаяния, эрудиции, такта и интеллигентного сарказма, страна влюбилась в него; а шатия, о которой выше, «влюбилась» в страну за ее выбор.

Пишу об этом не просто так. Не понаслышке знаю, что касательно персоналии Легостаева в недрах 6-го канала, а именно в офисах господ Демидова и Горожанкина готовился некий план « Барбаросса». Из него, согласно плану, должны были вылепить культ.

Да, я все топчусь на месте, про тему не сказал. Дело ведь, догадливый мой читатель, вовсе не в Легостаеве, который один лучше всех кушанашвили, киселевых, сорокиных и пельшей, разом взятых, дело в ином, и это иное выталкивает из пространства тесной, узкой комнаты, то бишь локального разговора, в просторную залу, то бишь выводит разговор на тему болезненную для нашей индустрии развлечений. Поскольку в данном случае я категорически согласен с Демидовым, утверждающим, что каждому поколению нужен свой лидер и свой кумир, поставлю вопрос следующим образом: готов ли наш шоубиз к тому, чтобы «вывести», «вылепить» культовую персону, желательно не лишенную задатков? Чтоб он и лицом, и образом мыслей соответствовал? Чтоб был нашим эквивалентным ответом на Ди Каприо, который уже не актер, а ходячий знак?