Матвей Ганапольский - Самый лучший учебник журналистики. Кисло-сладкая книга о деньгах, тщеславии и президенте

И в какой-то момент мне позвонили и предложили поработать в журнале «Эсквайр», про который я ровным счетом ничего не знал, кроме того, что в 30-е годы XX века в американском «Эсквайре» печатались всякие любимые писатели. Вообще-то я был уверен, что этот журнал просуществует месяца три или год и закроется – я привык к тому, что журналы открываются, закрываются. Поэтому я смело пошел туда работать.

Придя в «Эсквайр», я потихоньку втянулся в ленту новостей сегодняшнего дня. И где-то через год обнаружил, что во мне существуют совершенно разные ритмы.

Когда сидишь в архиве и медленно перебираешь какие-то пожелтевшие листочки, то понимаешь, что ты – первопроходец. У тебя трясутся руки, ты хочешь сложить разные факты в один пазл, представляешь себе будущие книжки и прочее, то есть на самом деле занимаешься очень тонким археологическим поиском. Это дико увлекательное детективное занятие.

Это одно дело.

Другое дело, когда ты сидишь в редакции и быстро-быстро прокручиваешь разные сайты на предмет тех или иных материалов. Тут просто по-разному устроена голова. И подобные ритмы этой самой головы сложно совместимы. В тот момент, когда я понял, что я сижу в архиве, а на самом деле думаю, что там случилось сейчас в Чечне или какие новости напечатала какая-нибудь «Газета. ру», я понял, что интересы у меня не совмещаются и нужно что-то выбирать. И я выбрал, если можно так сказать, ленту новостей.

Итак, я работал в «Эсквайре», и это было страшно приятное занятие. У всех было ощущение, что сейчас мы сделаем что-то удивительное. Там был страшный драйв, который инициировал главный редактор Филипп Бахтин, это было весело, но потом я понял, что работать четыре года в одном месте мне перестало быть интересным и хочется делать что-то совсем другое.

Мне хотелось не заниматься редакторством, а писать репортажи и заниматься журналистикой профессионально. Однако я решил, что должен дописать свою диссертацию. И я весной ушел из «Эсквайра», не имея толком никаких планов, а осенью мне стали звонить с разных сторон разные люди, с какими-то предложениями, ибо редакторский рынок труда устроен так просто и скучно, что если кто-то где-то поработал, то все остальные будут стараться его на что-нибудь зазвать. Наверное, потому что очень мало людей, которые хоть что-то умеют. Это не значит, что я к тому моменту особенно что-то умел, но то, что я работал в «Эсквайре», имело значение для этих людей. Я сначала спокойно отказывался от всего, ибо были предложения приблизительно такой же работы, которую я уже делал, пока в какой-то прекрасный момент мне позвонил Ценципер, тогдашний директор «Афиши». Сказал, давайте встретимся, поговорим. Мне было любопытно с ним познакомиться, я с ним встретился, мы с ним часа полтора-два проговорили и выпивали и в общем-то понравились друг другу. Мне уже нужно было к тому моменту определяться с работой, причем хотелось что-то делать про сегодняшний день. Я хотел даже пойти в «Мемориал», как-то их раскручивать, помогать им рассказывать о себе, быть таким связующим звеном между медиа и «Мемориалом»…

Но Ценципер предложил мне это место, я согласился – и понеслось.

Мне все говорили, что «Большой город» – это издание для молодых… Я тоже так думал, пока не посмотрел на всякие наши выпуски. Ну, если люди от 30-ти считаются молодыми, то да.

2. Мне хотелось короткий реверанс сделать в сторону редакции. Мне сильно повезло в том смысле, что когда я пришел в «Большой город», то там уже сложилась отличная команда, доставшаяся мне от предыдущего редактора Леши Казакова. Конечно, вначале было сложно работать, потому что появился какой-то юнец, который будет ими управлять. Далее, у меня, как и у любого нового главного редактора, был выбор: либо набрать совсем другую редакцию, либо пытаться выстроить отношения с этой, что я сделал. И не жалею, потому что эти люди делали отличный журнал еще до меня, делают его и сейчас.

Собственно, «Большой город» – это редакция, а не редактор.

Вопрос руководства коллективом меня самого занимает, потому что я бы сказал, что у нас парламентская монархия или что-то в таком духе.

И я просто первый среди равных. Я намеренно отказался от кабинета отдельного и сижу вместе со всей редакцией. И смысл в том, что одна большая компания, по большей части дружеская, дружелюбная, делает вместе довольно странную вещь.

А «Большой город» – странное издание, неформатное, поэтому его можно делать двумя способами. Либо это какое-то послание одного человека, которое он делает через своих сотрудников, как инструмент. Либо это совместное коллективное действие, в той или иной степени мною направляемое.

Наш случай – это второе, но надеюсь, что это не сковывает движение моих сотрудников.

Это история о том, как компания людей, которые друг к другу очень хорошо относятся, делают вместе неформатный журнал, и этим людям интересно друг с другом.

А дальше есть главный редактор, который занимается скучными административными вещами. Но не только административными – редакции может не нравится та или иная моя идея, но если я ее люблю, то она будет.

3. В идеале журналист должен уметь все – фотографировать, снимать видео, писать короткие тексты, писать длинные тексты, т. е. фонтанировать на всех возможных площадках, которые нам сегодня подкидывает наука и техника – будь это Твиттер или старый добрый репортаж.

В силу того, что я ретроград и консерватор, то все эти прогнозы насчет того, что бумага умерла и грядет век Интернета, я слушаю хотя и внимательно, но несколько наплевательски. Мне, наоборот, нравится, что бумага пока еще не умерла, хотя я понимаю, что в ближайшее время бумажные СМИ действительно уйдут в Интернет и от бумаги, в прямом и переносном смысле, останутся совсем ошметки. Но именно благодаря тому, что это еще не так, тем сильнее обаяние последних изданий, выходящих на бумаге, тем важнее инерция и традиция бумажной прессы.

В этом смысле все законы журналистики никуда не деваются, и для Интернета они работают не меньше, чем для бумаги.

Эти законы профессии всем известны.

1. Я приехал в Москву в 99-м году, будучи выпускником исторического факультета Псковского пединститута, без каких бы то ни было планов, идей и не очень хорошо понимая, зачем я приехал – просто осознавая, что во Пскове мне делать особенно нечего. Интересов у меня особенных не было, я был абсолютным разгильдяем в школе и в институте. В институте я пять лет практически не учился, а занимался исключительно КВНом. То есть если есть что-то общее между моим детством и нынешней работой, то это любовь к совместному творчеству с приятными людьми.