Отар Кушанашвили - Я и Путь in… Как победить добро

От народной приметы «Где Отар, там скандал» он уже не отделается – так и останется тем самым парнем, который не раз был избит, в 96-м году судился с Пугачевой (а потом в знак примирения целовал ей руку), в 2004-м выскочил во время футбольного матча чемпионата Европы в Португалии на поле, чтобы разобраться с несправедливым судьей, а в 2008-м согласился участвовать в рискованном шоу «Король ринга» и внезапно ушел оттуда, осознав, что за возможность лишний раз о себе напомнить заплатит здоровьем. Напоминать, кстати, пришлось, опять же из-за скандала: употребив в прямом эфире Первого канала матерное выражение, Кушанашвили остался на несколько лет за бортом российского телевидения, где мата, естественно, не знают вообще. Ну, или не знали – до той роковой ночи…

Воды с тех пор утекло много, но в России Кушанашвили так до конца и не прощен – видимо, поэтому он более востребован в Украине. Здесь оценили не только его дерзость, самоуверенность, умение импровизировать и рассуждать на любые темы, но и прямолинейность, способность отвечать за свои поступки, ведь среди людей известных, пожалуй, лишь только Отар может признаться, что употреблял алкоголь, наркотики и все проблемы создал себе сам – не понимая, где находится, кому и что рассказывает.

– Признаюсь тебе, Отар: очень часто настраиваю почему-то телевизор на канал «Ностальгия» – как сказал мне выдающийся советский кинорежиссер, «некоторые дебилы смотрят на «Ностальгии» даже прогноз погоды, который 30 лет назад был актуален»…

– …до такой степени, видимо, ностальгируют…

– …да, и вот в последнее время там начали показывать «Акулы пера» – 15-летней, наверное, давности. Каким же, однако, мерзавцем ты тогда был!

– (Кивает). Мерзейшим, соглашусь с тобой, персонажем!

– Как уважаемых людей задевал – на ровном же месте!

– Ну, те, кто спрашивают меня об этом более деликатно (в отличие от вас, Дмитрий, – с вашей-то интонацией), боясь, что я остался мерзейшим по сей день и среагировать могу неадекватно (и они в своих опасениях правы!), недоумевают: «Как можно было теребить одного из величайших наших певцов на предмет причастности к получившему сейчас необыкновенную популярность гей-движению – тогда, в те годы?» А ведь он был еще и любимцем моей покойной мамы, но когда я спросил, спит ли он, как следует из народной молвы, с догом соседа, думал, это смешной вопрос. Я же не знал, что в российской журналистике это считается или пощечиной, или вообще ничем, потому что интересоваться подобным не принято.

– Что он ответил?

– Судя по его реакции, в этом вопросе много правды было, потому что гневной отповеди не последовало – какой-то задумчивый он произнес монолог, относившийся то ли ко мне, то ли к тому, о чем я посмел любопытствовать, и я подумал, что какой-то «дог» в жизни народного любимца все-таки был (ну, может, Дог – прозвище парня, не знаю). Отреагировал певец так, что я понял: он выбирал вариант ответа, потому что, если начать говорить, должна быть исповедь (как у них с догом случилась большая любовь), а если не начинать, надо пересечь территорию студии и ударить меня по лицу.

– Не жаль было обижать прекрасного артиста и человека, которого к тому же так любила твоя мама?

– На самом деле я отношусь к нему с величайшим почтением, но дело в том, что артисты не умеют реагировать ни на что, и это проблема не того негодяя, меня, который поставил звезду в тупик, – она связана с тем, с какой степенью (ой, прости, Господи, – сейчас только Гордон и Кушанашвили слово «интеллект» употребляют) интеллектуальности и изящества, основанного на знании раннего Довлатова и позднего Жванецкого, ты на вопрос отвечаешь, поэтому, когда человек начинает покрываться пятнами, отстегивает микрофон и уходит, это его вина – не моя.

Из книги Отара Кушанашвили «Я. Книга-месть».

«Я был спецназом «ТВ-6 Москва», когда атаковал артистов вопросами в программе «Акулы пера», и меня в те золотые годы любили и политики, и куртизанки, и бандиты.

Когда меня видели на улицах, голоса людей проделывали глиссандо до самой верхней октавы, истерическое напряжение царило везде, где я появлялся, совершеннейшим гангстером задираясь ко всем.

Когда мне сделал предложение об участии тогдашний мой босс и начальник «ТВ-6» Иван свет Демидов, не колебался я ни секунды, ибо знал, что он относится ко мне в высшей степени хорошо, и потом, подошло время, когда надо было развиваться – из низкопробного светского хроникера хоть в кого-то.

На листке бумаги экспозиция выглядела так: Илья Легостаев – добрый, я – злой, он  – славный, я – мерзкий и т. д.

По-моему, эту схему мы воплотили с блеском.

Покажите мне человека, в те годы нетерпеливо не ждавшего очередного выпуска «Акул», – и я покажу вам нечестного или недалекого человека.

Что-то агностическое было в культовости «Акул» и в том, что мой разбитной и жовиальный образ так полюбился всем.

Там, в этой программе, я узнал тщету попыток общаться со звездами (подавляющим большинством), как с людьми. В массе своей это ужасно ограниченные, с неконтролируемой, порожденной комплексами агрессией, граждане – ансамбль замшелых ипохондриков, натужно самодовольных и косноязычных.

Я был в шикарном возрасте в смысле душевного состояния: уверен, что все по зубам.

Сияющий такой заморыш, тщательно скрывающий свою интровертивность, возомнивший о себе, что он – истребитель скверны, с явной нелюбовью к штампам, которую каждый раз без сожаления швырял на алтарь просчитанной расхлябанности.

Сейчас смотреть это невозможно. По крайней мере, мне, ибо кажусь себе самодовольным мудилой, нахватавшимся верхов, но славой и позором в равной пропорции я себя покрыл. Навсегда.

Иногда мы были намеренно пошлыми, всегда ненамеренно забавными, редко непростительно самовлюбленными.

Мне кажется, я убедительно опроверг унылый канон скучного щелкопера.

Отличать хороших артистов от плохих – странный узкоспециальный талант, как талант выбирать половину, а у меня просто моторика такая – с сигарой в руках донимать людей, которые ходят с нимбами над головами, назначенными (я про нимбы) для того, чтобы не пропускать такую чепуху, как вопросы журналистов.