Артем Франков - Украинский футбол: легенды, герои, скандалы в спорах «хохла» и «москаля»

Немцы страшные трусы. Испугался, решил, что это на него покушение. Вынимает пистолет и этого армянина так и положил. Подскакивает комендант лагеря Родомский (так в тексте. Пауль Радомски, по идее… — Примеч. А.Ф.). Тут же положил еще несколько человек. Потом издают приказ о том, чтобы построить эту сотню заключенных. Вызывают машину. Всю эту сотню сажают в машину – и в лагерь.

Я лично в этот момент не присутствовал в лагере. Я, Гончаренко и Путистин работали на выезде. Точно не знаю, как это происходило.

Выводят всю эту группу, строят. Вызывают специалистов. Их в сторону. Затем делают отбор пятого или каждого третьего, точно не помню. В это число попадают Клименко, Кузьменко и Трусевич. В этой же группе находился Тютчев. Тютчев не попал в число отбора. Группу специалистов отвели в сторону, а остальных из автоматов начали расстреливать у всех на глазах.

Клименко, сжав зубы, молчал. Кузьменко говорил, что я не виноват, просил пощады и т. д. Трусевич повернулся и сказал: «Я погибаю за родину. Этим фашистским гадам все равно на Украине не быть». Немцы спрашивают: «варум? варум?» В это время дежурный автоматчик раз, раз и убил.

Эту группу похоронили внутри лагеря. После этого мы страшно беспокоились о себе, потому что никто хорошо не знал, в чем дело, постепенно это все раскрылось.

Помучались мы много. Фронт все время приближался. Мы знали общую ситуацию. Встал вопрос о побеге. Первым сделал побег из этого лагеря Тютчев. Вышел с группой грузчиков в четыре человека, бежали с Подола. После этого бежал я и Гончаренко с Мельника, 48 в числе 16 человек, то есть всей бригадой удрали. В части побега нам помогли полицаи. Среди них были спортсмены-футболисты. Они заметили, что мы начинаем сматывать удочки, отвернулись в сторону, как будто бы не видят.

Пришел в Киев 19 сентября в четыре часа дня вместе с Гончаренко. Вышли голые и босые. Куда идти? Я опомнился, когда поднялись на Андреевскую улицу, дошел до Богдана Хмельницкого. Куда мы идем? Идем опять в гестапо. Гончаренко мне не сразу ответил. Я быстро повернулся и пошел к своим знакомым на Столыпинскую улицу, 26. Там был знакомый сапожник. Он перевел нас к Федору Музыченко. Там я скрывался дней пять. Днем сидели в комнате, ночью уходили в сарайчик.

Связываюсь с сестрой своей жены. Она пришла ко мне со своим мужем. Переодели меня и перевели на Мариинскую, 22. Я переночевал там. 25 сентября был издан приказ об эвакуации населения. Я видел всю картину переселения народа. Поехал в бактериологический институт. Там был сыпнотифозный отдел. В этом сыпнотифозном отделе я вырыл по своей инициативе подземелье, убежище. Там все было вплоть до уборной. Мы рассчитывали находиться там месяца полтора, закрыться и ждать своих. Здесь я находился до 25–26 октября.

На сегодняшний день живы: Гончаренко, Тютчев, Путистин, Свиридовский.

Адрес: Крещатик, 8а, кв. 14.

Порой мы, журналисты и футбольные люди из бывшего Союза, начинаем заниматься самоедством. Рефлексируем и считаем, что никто о нас в Европах слыхом не слыхивал, мы – окраина континента и запомнить наши фамилии цивилизованному человеку невозможно. И футбол наш там – на …дцатом месте.

Больше это, правда, сдается мне, свойственно россиянам – все-таки у нас со времен Льва Яшина не было обладателей «Золотого мяча». А этому событию, пардон, в 2013-м уже полтинник стукнет. Украинцы же производят лучших игроков континента с недурной периодичностью: между Олегом Блохиным и Игорем Белановым – 11 лет, между Белановым и Андреем Шевченко – 18. Со времен триумфа Шевы на сегодня прошло всего восемь…

Своего Лобановского, чье наследие было бы общепризнанным во всей Европе и чья смерть поминалась бы минутой молчания перед финалом Лиги чемпионов, по степени международного уважения у нас тоже, признаюсь, нет. Но все-таки Валерий Васильевич до недавних пор представлялся мне абсолютным исключением из правила и для Украины, и для всего экс-СССР. Никто из других тренеров, как я был убежден, всемирного внимания к себе не привлекал и изучению не подвергался. Разве что чуть-чуть Михаил Якушин после великолепного визита его московского «Динамо» в Англию в 45-м…

Но недавно я вынужден был эти свои пораженческие взгляды здорово пересмотреть. Потому как на глаза мне попался очередной выпуск журнала «Champions», выходящего в той же Англии. Издание это многотиражно и солидно, оно распространяется УЕФА для журналистов на каждом матче Лиги чемпионов.

И вот в 38-м его номере за 2009 год на обложке (!) вижу знакомое лицо из прошлого. И заголовок: «Малоизвестный гений, который изобрел прессинг». Открываю – и за подписью известнейшего журналиста Джонатана Уилсона, пишущего в Guardian и возглавляющего элитный футбольный журнал Blizzard, читаю текст, который приведу здесь без купюр. Чтобы вы поняли, как наше наследие оценивают на родине футбола.

По поводу слово «наше», дабы заранее избежать критики украинских ура-патриотов, напомню: Виктор Александрович Маслов – москвич. Как, кстати, и Вячеслав Дмитриевич Соловьев, при котором киевское «Динамо» впервые в своей истории в 61-м выиграло чемпионат СССР. Но меньше всего мне хочется чем-то там меряться. Советский Союз был одной страной, где россиянам и в голову не приходило думать, что, добиваясь чего-то для Киева или Одессы, они льют воду на чужую мельницу. И наоборот.

В Киев Маслов приехал сложившимся, титулованным специалистом, уже приведшим к золоту чемпионата СССР 1960 года московское «Торпедо». Многолетний редактор московского еженедельника «Футбол», великий журналист и мой учитель Лев Филатов, чьему вкусу я доверяю безоговорочно, называл то «Торпедо» самой эстетичной командой за всю историю советского футбола. Хотя сам в глубине души был спартаковцем…

Итак, Уилсон. С многообещающим заходом: «Когда-то игроки получали удовольствие, множество времени проводя с мячом, — до того как тренер киевского Динамо Виктор Маслов переделал футбол, а «Милан» использовал его радикальную тактическую революцию, чтобы завоевать Европу».

«Ближе к концу сезона-69/70 автобус киевского “Динамо” остановился у одной из станций московского метро на пути в аэропорт. Когда двери открылись, из них вышел лысеющий, полный человек с густыми бровями. Уходя вдаль, Виктор Маслов, уволенный днем ранее с поста главного тренера киевских динамовцев, обернулся и медленно поднял руку в качестве прощания. «Если бы я не видел это собственными глазами, — говорил форвард Михаил Коман, — то никогда не поверил бы, что такой гигант, как Маслов, может рыдать».

Это был слишком жестокий конец для одного из тактических пионеров игры, человека, который привел «Динамо» к третьему кряду чемпионскому титулу всего двумя годами ранее.