Дэвид Макфадьен - Русские понты: бесхитростные и бессовестные

В итоге, к сожалению, надо признать, что сетевой романтизм Дженкинса изувечен в России клановым капитализмом (продуктом циничного социализма!), технической недоразвитостью и мировоззренческими колебаниями между надеждой или уверенностью в себе и общественным фатализмом. Это к тому же колебание между безбрежным ландшафтом (физическим или цифровым) и более безопасной, если не надежно огороженной территорией. Между уютом и простором. Особые контексты сетевого общения и деловой практики ведут к достаточно печальному, понтовому отношению к виртуальности: «Слава России», «В ожидании чуда», «Завещание Ленина» и «Кадетство» — все помогают нам разобраться, как строится русская коллективная активность в Рунете. Старые представления о том, «что можно», придают форму новым. Эти петли и повторяющиеся мнения показывают, насколько западный цифровой романтизм (и его желания) не совпадают с русскими влечениями.

Однако! Поскольку все это — постоянное травмирующее переделывание того, чего никогда не было (вступление в невиданное «ничто», в бесконечность), такой процесс, вероятно, не должен достигнуть какого-то (страшного!) финиша. Здесь философия шансона и вечно кочующих цыган Михаила Круга кажутся еще привлекательнее. Тем более в стране, где три тысячи мальчиков погибают от рук армии, якобы их защищающей, и «жизнь» уничтожает среднего гражданина в возрасте 57 лет. Если этот мировоззренческий процесс никогда не кончится, то он хотя бы не кончится плохо. Опять видим, почему и как в России «процесс» или «событие» оценивается выше понтовых «целей».

Нереальные размеры этой страны и порождают революционный, пылкий потенциал, и одновременно являются главным или непреодолимым его препятствием. Вот откуда огромный оффлайновый успех «Кадетства» и его утешительного реализма. Сериал пользовался таким успехом, что его онлайновые фан-клубы долго волновались, как справиться с неизбежностью последнего эпизода. С неотвратимостью конца. Предложенные меры включали в себя голодовку, запой и даже самоубийство! [285] Что мы будем делать, когда наш сериал кончится? // Форум СТС. 2007. 31 мар. URL: club.ctc-tv.ru. А самый популярный выбор? Пересматривать те же передачи, раз за разом. Так и на улицу не надо выходить. И страшно не будет.

Поэтому не рекомендуется строить личное отношение к политике или любви по образцам ТВ-сериалов или интернетовского общения в социальных сетях Рунета. Аршавин, Лошарик, зеленый крокодил, Кука, беглянки, лохи и Русалочка предлагают лучшие примеры! Это они для нас воплощают мимолетную смелость перед тем, что может случиться на гигантском поле игры или в его цифровом эквиваленте. Смелость перед действительностью, начинающейся там, где кончается последняя дорога. Где понты — своими провалами — обнаруживают размеры настоящей русской любви, политики, науки или искусства.

Понтующийся вечно обеспокоен, и поэтому мы его, возможно, простим. Ведь он сам не верит тому, что говорит, — хотя бы подсознательно. Он волнуется о том, что может произойти в новой, незнакомой ситуации, и одновременно сомневается в собственных силах. Он боится угроз со всех сторон, но лишь в этом состоянии обеспокоенности, по понятиям современного европейского психоанализа, человек может приобрести подлинное представление о реальности! Понтярщик, тем не менее, боится поражения, и сегодня ему особенно тяжело. Сплошная финансовая и общественная нестабильность. Живет он в постоянном страхе, ведь может стрястись что угодно: маска или потемкинский домик упадет, и тогда…

Он находится во власти отрицательных отношений, очень похожих на позитивное(!) приближение к истине — к истинной, невиданной любви например. Его страх перед разоблачением (и, следовательно, стыд) структурно напоминает страх перед полной, неведомой правдой. Реализация «полной картины» любой ситуации или того, что не поддается описанию, конечно, страшит! Нужен прыжок веры. Тут наглость понтующегося и риск истинно верующего, например Авраама, — совпадают. Понтующийся должен убедиться (хотя бы на секунду!), что все — вопреки логике — получится.

Он опасается, что все будет потеряно. На самом деле — все наоборот! Жуткие, постыдные провалы, от которых он постоянно защищается многословными байками, ему позволят, может быть, почувствовать ту реальность, у которой нет названия вообще. Из всех подобных или аналогичных провалов самый наглядный — крах советского проекта в 1991-м. Его можно толковать и как эквивалент огромного количества личных поражений, и как открытие новых потенциалов: ведь потенциал всегда виртуален. Он реализуется либо в момент потери, либо когда чувствуешь ее возможность (когда все, что угодно может случиться!). Это мы видели в первой, «футбольной» главе, когда речь шла о революционных потенциалах, открываемых спортивным поражением.

Любой революционный акт предназначен бесповоротно изменить жизнь. Чтобы ничего знакомого не осталось. Чтобы смягчающих обстоятельств не было. Люди пасуют перед такой возможностью, полагаясь все больше на бинарное мировоззрение. Так, однако, подлинная картина реальности никогда не сложится: мир остается разделенным на две части. Как поется в одной записи группы 2Н Company, «мне нужны враги, чтобы в этой жизни как-то на плаву держаться! Кроме денег, мне нужны враги». «Все» — страшит. Это всегда слишком.

В философии таких мыслителей, как Жижек и Бадью, революционная преданность «всему» потенциально обнаруживается в четырех сферах: в политике, в науке, в искусстве и — что для нас главное и самое приятное! — в любви. Тут можно испытывать поражения. Тут надо терпеть неудачи раз за разом. Только так мы узнаем, что такое полная, настоящая любовь (все, чем она может быть). Только так поймем, что любовь — это состояние, а не цель. В один прекрасный день забудем все понтовые наклонности и окажемся в любви, в деле и т. д. В состоянии вечных перемен, где смягчающих обстоятельств нет — и не будет.

Чтобы открыть для себя все возможности любой ситуации, уже реализованные и (пока) не испробованные, надо терпеть неудачи и так, фиаско за фиаско, обнаруживать новые потенциалы. Если бояться, то это уже не полная (не настоящая или истинная) любовь. Понтующийся стоит на грани этой возможности: ему не хочется испытывать вечный комплекс неполноценности и нереализованного потенциала. Или чувствовать себя «никем». Поэтому он придерживается мнения, что он является «центром» мира; по сходной логике он предпочитает шик, гламур и прелести «центральных» городов.