Андрей Шляхов - Китай и китайцы. Привычки. Загадки. Нюансы

«Чжуан-цзы удил рыбу в реке Пушуй, а правитель Чу прислал к нему двух своих сановников с посланием, и в том послании говорилось: “Желаю возложить на Вас бремя государственных дел”.

Чжуан-цзы даже удочки из рук не выпустил и головы не повернул, а только сказал в ответ: “Я слыхал, что в Чу есть священная черепаха, которая умерла три тысячи лет назад. Правитель завернул ее в тонкий шелк, спрятал в ларец, а ларец тот поставил в своем храме предков. Что бы предпочла эта черепаха: быть мертвой, но чтобы поклонялись ее костям, или быть живой, даже если ей пришлось бы волочить свой хвост по грязи?”

Оба сановника ответили: “Конечно, она предпочла бы быть живой, даже если ей пришлось бы волочить свой хвост по грязи”.

– Уходите прочь! – воскликнул Чжуан-цзы. – Я тоже буду волочить хвост по грязи!» [25]

Лун Сяовэй – переводчик. Он знает три иностранных языка – английский, французский и русский. Ему тридцать четыре года.

Одет Лун с претензией на роскошь – серо-стальной костюм, голубой галстук, недешевые полуботинки из тисненой кожи. На его левом запястье поблескивает «Роллекс». Впрочем, в Китае дорогие часы не редкость, точнее, не сами, а их трехдолларовые копии, совершенно неотличимые по внешнему виду от настоящих.

Живет Лун в Шанхае, но вообще-то он родом с юга, из провинции Гуанси.

Мы познакомились в поезде – наши места оказались по соседству. Вначале мы обменялись вежливыми улыбками и кивками, а потом я увидел в руках у соседа-китайца «Казус Кукоцкого» (естественно, на русском, на китайском я не могу опознать никакую книгу). После этого мы просто не могли не познакомиться друг с другом.

В прошлом году Лун впервые побывал в России – в Москве и в Нижнем Новгороде. Он работал переводчиком у одного соотечественника-бизнесмена, ведущего торговлю с нашей страной.

Я, конечно же, сразу интересуюсь впечатлениями от командировки. Интересно же узнать, какой твоя родина предстает перед иностранцами.

– Разница между нашими странами очень велика, – отвечает мой собеседник. – Другая страна – это другой мир.

– А конкретнее? – настаиваю я.

– У вас чистые города, – не раздумывая, отвечает Лун. – Как игрушечные. У вас полупустые улицы. И вода в домах есть двадцать четыре часа в сутки. Горячая и холодная.

Морщит лоб и после короткой паузы продолжает:

– Еще меня поразило то, как уважительно в России относятся к беременным женщинам. Обязательно уступят место в метро… А ваше метро! О, московское метро – это целая подземная империя! Некоторые станции похожи на дворцовые залы!

Затем Лун возвращается к горячей воде и долго восхищается нашим коммунальным хозяйством – особенно его восхищает недорогое централизованное отопление.

Похвалив хорошее, объективный китаец осторожно критикует плохое – дороговизну.

– Но ваши московские цены на еду – ужасные! И на воду – тоже. В аэропорту «Шереметьево» за половину литра газированной воды с меня взяли около двадцати пяти юаней! Съесть простой обед в городе стоит около пятидесяти юаней! – Лун запальчиво возвышает голос: – В Новгороде было дешевле, но ненамного. Если бы по договору мой шеф не оплачивал мое питание, то я бы очень страдал!

Я разделяю его негодование. В Пекине перекусить на ходу можно и за два юаня, а за десятку, что говорится, «нажраться от пуза».

Долго говорить о дурном невежливо, поэтому Лун вновь перескакивает на достоинства.

– Ваши граждане имеют неплохую медицинскую помощь, и совершенно бесплатную! Это прекрасно!

– Ну-у, не совсем она бесплатная, – замечаю я, вспоминая, как (вернее – за сколько) моему отцу вырезали туго набитый камнями желчный пузырь.

– Официально – она бесплатная, – твердо повторяет Лун. – Так же, как и образование. Это очень хорошо. И вы каждый год имеете отпуск на четыре недели, а также работаете только восемь часов в день.

– Насчет отпуска – это верно, – соглашаюсь я. – Но работать очень часто приходится куда больше, чем восемь часов в день.

– Это исключение! – говорит Лун. – А не правило, как в Китае.

– Это жизнь! – отвечаю я. – Работаешь столько, сколько надо. Или сколько хочет твой начальник.

– Но я сам читал русский трудовой кодекс. Это же ваш закон…

– А-а-а! – машу рукой я. – Закон, что дышло, – куда повернул, туда и вышло.

– Не понял… – признается Лун.

Я объясняю смысл. И что такое «дышло» – тоже объясняю.

– У нас говорят: «Сочиняют законы люди, и люди закон нарушают», – улыбается Лун и продолжает перечислять российские достоинства: – В Москве легко найти такси, дорожное движение хорошо организовано, не страшно переходить улицу. А-а-а! Как я мог забыть, что у вас во многих местах запрещено курить!

– Это достоинство или недостаток?

– Для меня – недостаток! – честно признается Лун.

– А что вас удивило больше всего? – спрашиваю я.

Говорим мы, естественно, по-русски.

– Памятники Ленину! – отвечает Лун. – Я думал, их все уничтожили, но мне сказали, что их осталось еще много.

Мы дружно смеемся.

Наступает моя очередь делиться впечатлениями от Китая.

– У вас нет мест, в которых было бы запрещено курить… – начинаю я.

Улыбка на моем лице говорит о том, что мои слова не стоит воспринимать слишком серьезно.

– Это достоинство или недостаток? – улыбается в ответ Лун.

– Для меня уже третий год – недостаток, – признаюсь я.

Кому:Маргарита Бром «mabro@krambbler.ru»

От кого:Денис Никитин «denisn@posttmail.ru»

Тема:Конфуцианское воспитание и образование.

Добрый день, Маргарита Борисовна!

Собрался с мыслями и еще раз вернулся к старине Конфуцию, вернее, к его учению.

Конфуций учил, что в мире есть три уровня достоинств. «Вырасти стройным и красивым, как никто другой, чтобы все в мире, стар и млад, знатные и презренные, любовались тобой, – вот высшее достоинство. Иметь знание, охватывающее целый мир, уметь на все лады судить о вещах – вот среднее достоинство. Быть смелым и решительным, собирать вокруг себя людей преданных и удалых – вот низшее достоинство» [26].

Начиная с эпохи Хань (206 г. до н. э. – 220 г.), конфуцианцы не только управляли Китаем, но и прилагали множество усилий к тому, чтобы конфуцианские нормы и ценности стали общепризнанными, пустили корни в душах китайцев. В конце концов их усилия привели к тому, что каждый китаец непременно усваивал конфуцианские нормы и правила и становился конфуцианцем. Не надо думать, что каждый китаец досконально знал учение Конфуция, это было под силу только образованным людям. Но каждый китаец (и неграмотный крестьянин, и ученый муж) в быту, в общении с другими китайцами, в исполнении важнейших семейных и общественных обрядов и ритуалов действовал так, как предписывали конфуцианские традиции.