Александр Уразов - Судьба штрафника. «Война всё спишет»?

Санинструктор запряг лошадей в повозку, мы взяли цинковую коробку патронов, винтовку и карабин, положили на повозку сена и поехали. За имением и селом шли камыши, а за ними простирались помещичьи земли. Огромное, плоское, как стол, поле было рассечено глубокими незамерзающими каналами, через которые были переброшены мосты. На квадратных полях размерами примерно 500 на 500 метров возделывались зерновые культуры. Хлеб был убран, и квадраты прекрасно просматривались. Выехав на дорогу, мы увидели великое множество зайцев, которые сновали туда-сюда, но не могли перебраться через каналы. Такого большого количества зайцев я никогда не видел, мы будто попали на заячью ферму. Впереди и сзади на дороге в конском помете целыми выводками копались фазаны. Вот это дичь!

Мы съехали на один из квадратов, сошли с повозки, набили карманы патронами. Санинструктор Митя остался с подводой, а затем, отпустив нас метров на сто, поехал следом. Впереди, как стадо овец, бежали зайцы, не подпуская к себе. Когда мы останавливались, останавливались и зайцы, садясь столбиками. Мы стреляли с рук, но попасть в такую мишень мог только снайпер, да и то из винтовки с оптическим прицелом. Выстрелы бахали, а зайцы спокойно бежали вперед, будто и не по ним стреляли. Но вот зверьки добежали до канала и заметались вдоль него. Ага, попались голубчики! Когда мы подошли поближе, эти «голубчики» бросились на нас и между нами. Мы лихорадочно стреляли, не замечая в азарте, что можем отрикошетившей от мерзлой земли пулей убить друг друга. Зайцы мигом перекочевали к нам в тыл. Ладно, живите, косые хитрецы!

Мы с Живайкиным перебрались по узкому мостику за пределы квадрата — там росли красная лоза, кустарник и камыш, осока, покрытая снегом, а дальше на небольшом холме был лес.

Почти из-под ног, из покрытой снегом осоки, выпорхнула с хлопаньем стая фазанов. Мы вздрогнули, пальнули им вслед, но куда там! Нужно было стрелять дробью, а не пулей, чтобы попасть на лету в таких быстрокрылых птиц. Идти, проваливаясь в снег выше колена, было трудно, и мы повернули назад. Когда мы вернулись на наше поле-квадрат, сели в телегу и поехали по нему, раздалась стрельба из крупнокалиберного пулемета, и пули просвистели над нами. Я посмотрел в сторону, откуда стреляли, и увидел, как из леса выскочило большое стадо диких коз, голов 15–20. По ним и бил пулемет. Пули, рикошетя от мерзлой земли, выпевали звуки на разный лад. Эдак можно и погибнуть от шальной пули!!!

Я вспомнил, как еще на Украине во время такой же охоты на коз застрелили генерала. Шофер вел его машину-«эмку», когда вдруг сидевший рядом генерал привалился к нему. Не было слышно выстрела, на поле с перелеском не было видно никаких людей. Тогда вышел приказ командующего фронтом, запрещающий охоту с армейским стрелковым оружием.

Опять задудукал пулемет, и стадо, добежав до дороги, помчалось вдоль нее на мост, в наш квадрат. Митя погнал лошадей к небольшой лощине, чтобы укрыться, — козы бежали прямо на нас, и, если вдогонку им будут стрелять, нам не поздоровится. Мы заехали в лощину, остановились, опустились на снег. Над нами веером просвистели пули, и мы пригнулись еще ниже.

Просидев так некоторое время и не слыша больше выстрелов, я тихонько поднялся и выглянул из лощины. Козы бежали прямо на нас. Я пригнулся и показал Мите и Живайкину, чтобы не поднимались. Подождав еще, я определил, что козы должны вот-вот появиться в нашей лощине, тихонько сказал Живайкину:

— Давай одновременно поднимемся и сразу же выстрелим в стадо, не целясь.

Так и сделали. Мы резко поднялись и увидели, что все стадо коз сгрудилось в соседней с нами лощине. Мы выстрелили. Стадо бросилось наутек, а один козлик остался на месте. От убегающего стада стала отставать коза, легла на снег. Я бросился к ней, но когда приблизился метров на пятьдесят, она вскочила и бросилась вдогонку за стадом. Я остановился, задыхаясь от бега по снегу и волнения. Начал стрелять, но руки дрожали, и я не попадал. Стадо добежало до моста, перешло его и скрылось в лесу, из которого его выгнала пулеметная очередь.

А коза вновь легла на снег. Я опять побежал к ней, но сил не хватало. Тогда я крикнул Мите, чтобы он ехал на повозке ко мне. Тот понял, погнал лошадей. Я сел в повозку, и лошадей направили к козе. Но когда подъехали к ней на десяток шагов и остановили подводу, поскольку с нее на ходу стрелять было бессмысленно, коза вскочила и побежала. Моя стрельба ей вслед ничего не дала. Коза, теперь уже не ложась, убегала от нас. Но, добежав до моста, она не перешла его, а пошла по дороге перпендикулярно нам, подставив свой бок. Я лег на снег вблизи телеги, стал целиться. Коза шла, падала, вновь поднималась и шла. Я прицелился и выстрелил. Коза упала и больше не поднялась.

Я отдал козла своим хозяевам квартиры, а козу — на кухню. Поздно вечером Лосев принес жаркое, но оно было жесткое и пахло козлом. Все же это было иное мясо, чем свинина или говядина, и я с аппетитом его съел. Хозяева квартиры приготовили из ливера и картофеля вкусный соус, и ели его, когда я уже спал.

15 января мне исполнялось двадцать четыре года. Я вспомнил об этом, когда утром после завтрака вышел во двор. Где-то на севере слышался непонятный гул то ли самолетов, то ли танков. Я не обратил на это внимания — может быть, наши самолеты полетели бомбить врага, а может, враг делал налет на наши части. Но гул не стихал, и так много самолетов не могло лететь. Заныло тревожно сердце. Проходили часы, гул нарастал. И вот я увидел, как по шоссе ниже нашего имения, метрах в двухстах, покатилась лавина машин и подвод. Они двигались быстро, нервозно, задевая друг друга, точно сзади их преследовало страшное чудовище. Гудело в той стороне, откуда они бежали.

Вскоре гул стал распадаться на отдельные звуки разрывов и выстрелов, они стали слышнее. Над имением пролетели наши «илы». Послышались взрывы бомб и выстрелы из пушек самолетов. Шоссе опустело.

Следующая эскадрилья штурмовиков пролетела над нами низко, и я увидел, как, еще не скрывшись за горизонтом, они спикировали, выстрелили реактивными снарядами. Значит, они атаковали врага где-то близко, всего в нескольких километрах.

Всех охватила тревога, офицеры и солдаты собрались у дома управляющего, где жил Сорокин. Но Сорокин не появлялся, и мы не знали, что делать. Командир взвода Васильев хотел войти в дом к Сорокину, но часовой преградил ему путь, закрыв собой и автоматом дверь.

— Товарищ старший лейтенант, командир роты приказал никого не впускать!

— Но ведь надо что-то делать. Наши войска отходят, фронт приближается.

— Не могу нарушить приказ. Я вас не пущу.

— Вызовите ординарца или Наташу!

— Это можно.

Вышел ординарец.

— Не шумите, товарищи. Майор спит, с ним и Наташа. Он приказал никого к нему не впускать.