Александр Уразов - Судьба штрафника. «Война всё спишет»?

Вскоре к остаткам взорванного моста подошли саперные части и начали строить новый, с опорой на обрушенные конструкции. Немцы обстреливали строящуюся переправу из орудий и минометов. Тогда через наши головы пронеслась хвостатая стая реактивных снарядов — «катюша» слала свой подарок артиллеристам врага.

Через несколько дней вечером мы получили газету-листовку, рассказывавшую о подвиге разведчика (фамилию я не помню) и о присвоении ему звания Героя Советского Союза.

А после обеда 12 апреля мы, то есть командиры и хозвзвод, по новой переправе перебрались через канал и, проехав километра полтора по только что освобожденным улицам Вены, остановились в каких-то казармах с широким плацем, конюшнями, сараями для техники, складами, церковью. Эти постройки занимали целый квартал.

Я пошел посмотреть церковь. Ящик-касса для подаяний был разворочен, на полу валялось несколько монет — пфеннигов. Иконостасы были ободраны. Видимо, здесь похозяйствовали немецкие или местные мародеры, ведь нашим солдатам пфенниги были не нужны.

Обнаружили мы и стрелковый тир, оборудованный для стрельбы из мелкокалиберных винтовок. За мешками с песком я нашел такую винтовку, а в каптерке — несколько цинковых ящиков с патронами. Два ящика были вскрыты. В одном лежали патроны длиной около 1,5 сантиметра, а во второй — с сантиметр. Винтовка была раза в два-три легче нашей, я мог свободно стрелять из нее, как из пистолета, с вытянутой руки. У щита валялись использованные и неиспользованные мишени, кнопки.

Я прикрепил мишень к щиту и начал стрелять из винтовки маленькими патронами. Они были тренировочными, рассчитанными на расстояние двадцать пять метров. Большие боевые патроны могли со ста метров пробить двухдюймовую доску.

Собрались офицеры, начали комментировать мою стрельбу, а потом и соревноваться в меткости.

Винтовку и цинковые ящики с патронами я забрал, перенес на штабную подводу.

Ночью в казармы возвратились остатки — человек шестьдесят — нашей роты. Отоспавшись на койках с матрасами, следующий день, 13 апреля, мы провели в казарме. Приводили себя в порядок, стриглись, брились, чинили и стирали одежду, мылись под кранами — на удивление в водопроводе была вода. Немцы явно не ожидали такого стремительного наступления наших войск и рассчитывали здесь еще отсидеться.

Мы с Живайкиным гуляли по скверу, поражаясь, куда нас забросила война, вспоминали кинокартины о Вене, Штраусе и его вальсах. Удивляло безлюдье — видимо, нас боялись. И от этого было как-то тревожно на душе, точно опасность витала в воздухе.

Разбитые в Вене немецко-фашистские части устремились вверх по Дунаю в сторону города Грац. Недалеко от Санкт-Пельтена войска противника заняли оборону у железнодорожного моста через Дунай и начали переправляться на правый берег, занятый американцами.

В числе других частей наша 68-я отдельная штрафная рота 4-й гвардейской армии завязала ожесточенный бой за мост, стремясь не дать противнику уйти в район действия американских войск.

Фашисты дрались отчаянно. В нашем тылу находились отдельные группы и подразделения противника, которые теперь устремились к мосту, видя в нем свое спасение. Они с ходу бросались в бой, прорываясь к своим.

Наши танки и артиллерия отстали, а противник потерял свою технику в боях за Вену, поэтому бои велись легким оружием, нередко переходя в рукопашные.

К вечеру 8 мая бой затих. С пологого берега Дуная нам было видно, как извилистая лента вражеских войск по мосту и серпантину дороги на правом берегу уползала, как гадина, в лесистые горы, не встречая сопротивления американцев.

Наша рота на случай появления новых групп противника заняла оборону в селе недалеко от моста. Установилась напряженная тишина. Командиры взводов осматривали позиции, вели подсчет потерь, отправляли в тыл раненых, старшина привез боеприпасы и кухню.

Ночь была тревожной, в разных местах возникали перестрелки, рвались гранаты — небольшие группы немцев, наткнувшись на нашу оборону, отходили в наши тылы.

А на рассвете 9 мая вдруг поднялась яростная стрельба у моста на участке соседей и стала приближаться к нам. В воздух взвились ракеты, струи трассирующих пуль.

Раздалась команда:

— К бою!!! К бою!!!

Я схватил автомат, лег за угол дома и приготовился к встрече врага. Стрельба быстро приближалась. По улице села во весь опор мчался всадник и, подняв вверх автомат, давал короткие очереди, что-то крича.

Навстречу ему выскочил наш помкомвзвода, крикнул, расставив руки:

— Стой!!! Стой, что случилось?!

— Конец войне!!! Конец войне! Мир!

Помкомвзвода поднял свой автомат и морзянкой разрядил диск в небо, неистово крича:

— Ура-а-а!!! Победа!!! Конец войне!

К нему бросились из укрытий бойцы и командиры, началась стрельба из всех видов оружия, ликующие крики.

Бойцы обнимали командиров, командиры целовали солдат-штрафников.

Я плакал от радости, целовал мокрые от слез лица, а в голове не умещалось: «Конец войне, жив, жив, победа!!!»

Я бросился бежать вдоль села, крича перепуганным жителям, выглядывающим с опаской из дверей подвалов, из-за углов домов:

— Флаги!!! Флаги! Красные флаги!

Конечно же, меня никто не понимал, а я не знал, как это будет по-немецки. Выхватив из кармана платочек, я поднял его над головой, размахивал и кричал:

— Рот!!! Рот!!! Красный, красный! — И показывал на крыши домов.

Меня поняли, но красных флагов у австрийцев не было, как, видимо, и красного материала. Кто-то из жителей села вывесил на подоконник открытого окна второго этажа разноцветный, преимущественно красный ковер. Его примеру последовали и другие.

Весь личный состав роты, кроме дозорных, собрался в просторном дворе хозвзвода. Шумели, смеялись, радовались окончанию войны и главной награде — жизни. Вспоминали погибших как во вчерашнем в бою, так и за все четыре военных года, смахивали слезы.

Прискакал нарочный из штаба армии. Командир роты майор Сорокин, прочитав приказ, подал команду:

— Построиться на митинг! Становись!

Взволнованным голосом он прочитал поздравление командующего армией с окончанием войны, с Победой. Эхо дружного «Ура-а-а!!!» отразилось от гор за Дунаем. Затем командир медленно пошел вдоль строя и, всматриваясь в лица, пожал руку каждому бойцу.

Повара готовили праздничный обед, старшина с бойцами хозвзвода сносили со всего села столы, скамьи, стулья. Столы накрыли белыми скатертями, расставили на них фарфоровую посуду. Все это местное население одолжило для празднования великого торжества — окончания войны.

Старшина поставил на столы канистры, подкатил с бойцами водовозную бочку с вином, наполненную еще в подвалах Дунафельдвара под Будапештом.