Том Вулф - Новая журналистика и Антология новой журналистики

Прохожу по старинному особняку, оставленному белыми, покинувшими этот район, захожу в новую пристройку. Часовня, оформленная с халтурным религиозным шиком, в фальшивом цветном витраже — оранжевый крест. В часовне сидят два журналиста, прислушиваются к голосам, доносящимся из соседнего помещения, «рабочей комнаты», как тактично обозначил Кларенс. Там включен радиоприемник, передают речь доктора Кинга. Люди, латающие мертвое тело, эмоциональными репликами соглашаются с живым голосом. Мы обсуждаем их вампирскую работу, сознавая, что наша задача не менее вампирского характера. Мы немедля рванулись бы туда со вспышками фотокамер и блокнотами, но приходится ждать окончания структурных и косметических процедур. Ресурс терпения у нас гораздо меньше, чем у мемфисских мусорщиков.

— Поганое место выбрал доктор Кинг, — досадует фотограф. — И из-за чего умер? Мелкая стачка мусорщиков!

В восемь утра тело выносят. Телевизионные прожекторы выхватывают гипсовое пятно, просвечивающее сквозь маскировочный грим. Несколько сот печальных фигур проплывают мимо, прощаясь с телом, покидающим город. И ни одного белого среди них. Пришедшие — как бы микрокосм старой негритянской коммуны Юга. Парни-подростки, приближаясь к телу, стаскивают с голов кепки и нейлоновые сеточки, одергивают одежду. Какой-то директор местной негритянской средней школы, сам негр, пригрозил исключить каждого, кто заявится в школу в прическе «афро». Статные матроны-мамочки оправляют меха, переговариваются полушепотом со знакомыми, формируют местную статистику сплетен и устную летопись. Они по нескольку раз проходят мимо гроба, всхлипывая и фотографируя, стараясь снять каждый раз в новом ракурсе. Одна из женщин наклоняется и целует покойного в правую щеку. Кларенс Льюис обеспокоен.

— Это испортит грим. Обычно мы прикрываем лицо вуалью, но здесь ее сразу же сорвали бы. Люди хотят видеть доктора Кинга. У нас был однажды случай, когда родственники вытащили труп из гроба, чтобы посмотреть место, где пуля вошла в спину.

Снаружи народ собирается в группы, слышны разговоры, дружеские беседы, проникнутые скорбью момента и уважением к погибшему. Здесь тоже чувствуется атмосфера испорченного пикника. Некоторые активисты называют покойного «Г’сподь». Его имя всегда употребляли с титулом («доктор Кинг» или даже «преподобный доктор Кинг»), хотя мне также довелось услышать и полное, записанное в метрике имя (одна из важных матрон в часовне, запинаясь, выговорила: «Лютер Мартин Кинг»). Этот всегдашний привесок «доктор», особенно подчеркиваемый белыми и употреблявшийся им самим, приобрел чуть ли не комический характер. Он был не просто «Г’сподь», но «Г’сподь Бог Великий и Всемогущий». Его движение строго соблюдало проповеднические традиции Юга, сплошь преподобный такой-то да епископ такой-то или доктор тот-то и тот-то… Не диво, что бунтари-радикалы поднимали его на смех. А теперь и кончил-то он как рыбешка на сковородке в рыбном ресторане Коннели [149] Марк Коннели (1890—1980) — белый журналист и драматург, автор нашумевшей пьесы «Зеленые пастбища» на темы Ветхого Завета, в которой все персонажи — негры. , этакая рыбешка из «Зеленых пастбищ».

Коннели учился читать, листая страницы мемфисского «Коммерческого призыва». Выучился на славу, так что смог сотворить себе «огузочного» черного Бога по своему произвольному образу и подобию. «Да, Ной, разверзнутся хляби, Ной, и будет наводнение. Прорвет плотины, вся рыба расплывется, да…» Печальные мысли толклись в моей голове — о рыбе на сковородке, о грядущем потопе, предвестники которого уже с грохотом хлынули с разных сторон в день гибели Кинга. Но Ной казался неподходящим кандидатом. Как и Исаак, спросивший: «Тебе толковый нужен или святой?» — «Святой. Мозги я ему выправлю». Еще одна интересная нотка, прозвучавшая в ту ночь как эхо выстрела. Одна из вышедших из часовни негритянских «матушек» с горечью бросила стоявшим во дворе:

— Хотела бы я увидеть на его месте Генри Либа.

Симпатичный дружелюбный Генри Либ, мэр города, рассказывал мне позже в своем офисе, как он любит своих негров. Не соображая, что они не «его» негры. Негры Коннели не испытывают ненависти к белым, белых у него просто нет. Это подчеркивает убеждение, господствующее не Юге: «У них своя жизнь, у нас своя». Очень удобно для белых и, как утверждают белые, всех устраивает. У белых слуги, а у черных жареная рыба. Но гармонию разрушает эта фраза: «Хотела бы я увидеть на его месте Генри Либа». Масса Либ не лег в сырую землю. А она желает ему этого от всей души. Пусть они рульки, огузки, но не такие, как на карикатуре Дж. П. Элли. Восставшие огузки, открывшие глаза и рты. Они представляют собой парадокс, головоломку для белых властей Мемфиса. Даже камни вопят, возвещая конец того Юга, который еще жив в сознании Генри Либа.

Эти признаки видны и в мотеле «Лоррен», где смерть настигла Кинга. Мотель представляет собой как бы продолжение отеля с тем же названием, в котором когда-то размещался бордель для белых. Когда район начал «чернеть», отель продали черному покупателю, как старую одежду отдают фондам помощи неимущим. Его купил и отремонтировал человек по имени Уильям Бэйли. Кинг часто останавливался здесь во время визитов в Мемфис. Теперь здесь штаб-квартира проекта «Мемфис» «Южной конференции христианского руководства». Программа проекта должна «заставить Мемфис заплатить за смерть доктора Кинга», как сказал заместитель директора проекта. Хозяин мотеля, который мог бы послужить моделью для рекламы риса «Анкл Бенс», — бывший железнодорожный проводник, ныне администратор в «Холидей Инн». Он работает на белого и работает с удовольствием. В то же время он владеет мотелем для черных, в котором активисты вынашивают планы борьбы за права черных.

— Принадлежать к штату «Холидей Инн» для меня большая честь, — говорит он. — Хозяева всех уровней называют меня Билл Бэйли. — Именно таких негров всю свою жизнь наблюдал Генри Либ. Изнанка известного ему негра — друг доктора Кинга, владелец «Лоррена». Такие негры для Либа загадка.

Не следовало Кингу в свой предпоследний визит в Мемфис останавливаться в новой «Холидей Инн» — там, где Бэйли работник, а не там, где Бэйли хозяин. Мемфисская газета с жаром утверждала, что Кинг спокойно мог оставаться в «Инн» — «без демонстраций». Мол, «Инн» — гостиница «интегрированная». «Лоррен» — тоже отель «интегрированный», но только на бумаге. Как и «белая» ночлежка, в которой поджидал Кинга снайпер. Хорошо, что Кинг вернулся в реальный мир сегрегации, фактической сегрегации. Он умер в мире, разделенном на «черных» и «белых». Там, где его законное место. Мемфис научил его, показал ему, где его место. И взял с него плату. Теперь его место там, где планируются марши и бойкоты, акции негров, их история. Его место — командный пункт.