Лариса Буракова - Почему у Грузии получилось

Прошло всего семь лет, и теперь Аджарию не узнать. Отстраивают дороги, реставрируют старый город, приводят в порядок коммуникации, более полувека функционировавшие без обновления.

Символично, что приватизационный процесс после революции стартовал именно с Аджарии, где с советского времени и до свержения Абашидзе случаи передачи государственных объектов в частную собственность были единичными. Я была свидетелем того, как к нынешнему председателю правительства Аджарии Левану Варшаломидзе подошел незнакомый ему турецкий бизнесмен и поблагодарил за то, какие условия сейчас созданы в Грузии для ведения бизнеса. Не менее символично и то, что в здании бывшей резиденции Абашидзе расположился перенесенный из Тбилиси Конституционный суд. Кульминацией процесса воссоединения республики с остальной Грузией, пожалуй, можно считать официальную церемонию празднования нового 2010 года в Батуми, которую сопровождал грандиозный концерт с участием таких мировых звезд, как Зураб Соткилава и Хосе Каррерас. В 2011 году на такую же церемонию приехал знаменитый итальянский тенор Андреа Бочелли.

В Батуми и по всей республике обустраивают курортные территории. По подсчетам правительства Аджарии, к 2012 году только в новых гостиницах первой линии будут работать от 5 до 8 тысяч сотрудников. Вдоль побережья по городу протянется морской бульвар длиннее любого европейского [241], который уже украшают подаренные одним арабским шейхом пальмы [242]. По словам Саакашвили, Батуми, в котором открывается дельфинарий, новый концертный зал, современные гостиницы, в скором будущем станут завидовать не только города Черноморского региона, но и Ницца с Барселоной [243].

Удивить, опередить, быть самыми-самыми – все это черты грузинского менталитета, которые проявились в местных реформах. Не без основания президент так часто в своих выступлениях с гордостью рассказывает о высоких оценках, данных Грузии международными организациями. Грузия занимает первое место в рейтинге Transparency International по скорости избавления от коррупции за 2003–2009 годы, четвертое место в мире – по легкости налогового бремени, по оценкам журнала Forbes в 2009 году, 12-е место – в списке стран с лучшими условиями для ведения бизнеса, по оценкам Doing Business 2011 [244].

По мнению Кахи Бендукидзе, стремление вырваться вперед в таких рейтингах – весьма продуктивная тактика:

Очень важно все время стремиться обогнать другие страны. Не знаю, как сейчас в правительстве, но у нас в свое время была такая задача: стать первыми в рейтинге Doing Business. При этом дело не в том, чтобы искусственно подогнать законы к требованиям рейтинга, – это бессмысленно, потому что критерии меняются. Важно вообще обращать внимание на такие вещи, и тогда реформа отразится и в соответствующих рейтингах.

Саакашвили косвенно подтверждает мнение Бендукидзе:

Судя по результатам, ни один из прежних рецептов и ни одна из экономических политик не дали такого экономического роста и не были настолько оправданны и настолько плодотворны, как максимально либеральное, базирующееся на принципе свободы построение новой экономики» [245].

Грузии повезло, что сторонники экономической свободы имеют в правительстве настолько прочные позиции, что эта идеология выступает как приоритетная на протяжении вот уже второго президентского срока. Стремление воплотить в своей стране эти принципы и обеспечило столь высокие результаты. Ну и, конечно, «роль личности в истории».

Сейчас в Грузию без визы могут въезжать граждане более 80 государств. А достигнуто это было так. В 2004 году Бендукидзе предложил президенту отменить визы для развитых стран:

Зачем нам проверять гражданина, например, Швейцарии, какая нам от него угроза? Мы обсудили детали и решили, что если русские пойдут нам навстречу, то мы и для них отменим визы, если нет – то просто будем давать им визы на границе (что и было в результате сделано, а для Евросоюза, США, Канады, Японии и других стран мы ввели безвизовый режим [246]). Саакашвили идея очень понравилось, он поручил этим заняться министру иностранных дел Саломе Зурабишвили.

Прошло полтора месяца, я опять прихожу к президенту, опять предлагаю это сделать. Он: «А что, разве это до сих пор не сделано?» И опять позвонил Зурабишвили, которая сказала, что есть какие-то трудности. На заседании правительства я подошел к ней, спросил, в чем проблема. Как выяснилось, она считала, что против этого будет МВД. Я взял ее за руку, подвел к министру внутренних дел Вано Мерабишвили, говорю: «Вано, ты будешь против?» Он: «Почему я должен быть против? Давай, конечно, так и сделаем». Так у нас это и получилось.

Да, Каха Бендукидзе – необычный человек. Сначала талантливый микробиолог, затем преуспевающий бизнесмен, подлинный государственный деятель. Но полностью реализоваться в общественно-политическом отношении Бендукидзе смог только лишь среди единомышленников во власти. Вряд ли, оставшись в России, он пополнил бы список выдающихся реформаторов.

Экономист Андрей Илларионов, первый заместитель руководителя Рабочего центра экономических реформ при правительстве РФ (РЦЭР) в 1992–1993 годах, так вспоминает о первых встречах с Бендукидзе:

Я познакомился с Кахой Автандиловичем в 1992 году, когда был создан клуб «Взаимодействие» [247]. В этом клубе было 150–200 членов: журналисты, ученые-исследователи, депутаты, бизнесмены, политические деятели, члены реформаторского правительства. Клуб был задуман в качестве некоторого инструмента передачи информации о произведенных реформах со стороны российского правительства – общественности. И вот буквально через несколько заседаний, которые происходили раз в месяц-два, где выступали министры, вице-премьеры, и. о. премьера, было нетрудно обратить внимание на человека, называвшего себя бизнесменом. Но этот человек задавал такие вопросы, которые не задавали не только представители российского правительства, но и специалисты со степенями. Однажды этот бизнесмен подошел ко мне и стал узнавать разницу между денежными агрегатами М3 и М4 [248]. Должен сказать, что я не сразу вспомнил все, что входит в один и другой агрегат, и у нас состоялась увлекательная беседа по поводу того, чем же они друг от друга отличаются. И это был человек, который занимался не экономическими реформами, – это человек, который занимался бизнесом и который по образованию был биологом [249].

В 1990-х годах в России Бендукидзе называли олигархом, то есть человеком, принадлежащим к узкому кругу лиц, обладающих властью благодаря высокой концентрации собственности и действующих в личных интересах, а не на благо общества. На самом деле крупный российский промышленник Бендукидзе свою роль видел отнюдь не только в бизнесе и ставил перед собой задачи, выходящие за рамки олигархических. «Не любит он политику, но считает, что, пока не будет сформировано гражданское общество, без участия в ней не обойтись», – писали о Бендукидзе в 1994 году [250].