Лариса Буракова - Почему у Грузии получилось

В 2004 году заместитель министра экономического развития, в 2005–2008 годах заместитель государственного министра по координации реформ.

Член правительственной комиссии по реформированию Гражданского кодекса, доктор права, профессор Грузинского технического университета (ГТУ) и Свободного университета, канцлер ГТУ.

Абсолютно все участники процесса реформирования страны, с которыми мне довелось общаться, рассказывают о постоянной спешке, которая сопутствовала их работе.

Профессор Грузинского политехнического университета (ГПУ) Кетеван Кокрашвили вспоминает, что ощутила эту гонку еще во время первой встречи с Бендукидзе, когда ее только приглашали на работу в государственный аппарат:

Не прошло и двух недель с тех пор, как Каху назначили министром экономики. Около 12 часов ночи позвонил мой друг и говорит: «Помнишь, три дня назад я просил у тебя юридической консультации? Так вот, это был вопрос Кахи Бендукидзе. Он хочет с тобой встретиться». После нашей получасовой беседы Каха сказал: «Я хочу, чтобы вы стали моим заместителем, приходите завтра в полдень на работу». Я говорю: «Завтра же воскресенье!» «А какое, – говорит, – это имеет значение?» Вот тогда я уже абсолютно точно знала, что у меня не будет ни субботы, ни воскресенья, ни дня, ни ночи.

Но у этой спешки обнаружился побочный эффект – серьезная нехватка в обществе информации о происходящих изменениях, что иногда снижало результативность самих реформ. По мнению Лежавы, «при таких темпах реформ это просто невозможно: если хочешь сделать 25 реформ в год, то разъяснять их всем времени не остается».

Сожалея о возможностях, упущенных властью, вице-президент НКО «Новая экономическая школа – Грузия» Гиа Джандиери отмечает:

«Продать» образ Грузии как оазис демократии проблематично. А вот как оазис рыночных реформ – было бы очень легко. В первый же год реформаторы предложили идею малого правительства и сразу же стали претворять ее в жизнь. И ничего не сделали, чтобы рассказать обществу, как это будет происходить. Со стороны правительства, я думаю, не рекламировать то, что они решили упразднить многие функции, было большой ошибкой – и очень многие не поняли, что происходит. Не поняли не только те, кто против рынка, но и те, кто за.

С Джандиери согласен и журналист Олег Панфилов, в конце 2009 года переехавший жить и работать в Грузию: «С людьми надо разговаривать. Недостаток молодых реформаторов в том, что они плохо продумали информационную политику».

Упущение реформаторов признает и Екатерина Шарашидзе, руководившая администрацией президента с ноября 2006 по февраль 2008 года и с декабря 2008 по декабрь 2009 года:

Да, наверное, мы сделали ошибку, что не объяснили всего подробно. Но или ты объясняешь, и все равно людям не понравится, и процесс будет идти очень медленно и трудно. Или, что называется, «рубишь сплеча», и это приносит свои плоды достаточно скоро. Увы, мы потеряли много доверия из-за того, что так поступали. Мы надеялись, что наши действия вызовут поддержку общества и мы сможем осуществлять достаточно жесткие меры. А оказалось, что по дороге надо все равно заниматься каким-то популизмом. Мы не осознавали, что за те большие сдвиги, которые произошли в обществе, люди не будут благодарны.

Политолог Александр Рондели называет такую разъяснительную работу «социальной анестезией». Поскольку ее было недостаточно, выходило так, что, «хотя Саакашвили и делал новую страну, резал он по живому». Неудивительно, что спустя некоторое время это аукнулось митингами несогласных с политикой нынешней власти. Это, в свою очередь, негативно сказалось на степени инвестиционной привлекательности страны, на повышение которой работали реформаторы.

Постсоветское общество, получая свободу, не знало, что с ней делать. Как было раньше хорошо, когда кто-то принимал решения за тебя, говорил, что делать можно, а чего – нельзя, и хотя свободы было мало, но жизнь-то была куда более предсказуемой, а значит, спокойной! А тут вдруг свалилась на тебя ответственность, и даже толком не объяснили, что с ней делать… Зачем эти перемены, лучше пусть все идет своим чередом! Не объяснив, в чем заключаются причины кризиса, случившегося в стране накануне революции, невозможно в полной мере обеспечить легитимность антикризисных действий. Реформы сами по себе болезненны, поскольку вынуждают отказываться от привычек. Причем болезненность их ощущается сразу же, а вот полноценные результаты почувствовать можно лишь спустя некоторое время.

Радикальные реформы в экономике, увы, не бывают без социальных издержек. И грузинские реформы не стали исключением из правил: их социальная цена такова, что не все группы населения выигрывают одинаково. Молодое поколение сумело воспользоваться открывшимися возможностями, в то время как старшее, привыкшее жить в других условиях и менее мобильное, имеет гораздо меньше шансов адаптироваться. В его менталитете переплетаются традиционализм как привязанность к одному виду деятельности и «советизм», проявляющийся в надежде на нечто, называемое «государством». И это ни в коей мере не вина этого поколения, бывшего частью системы, целенаправленно формирующей такие взгляды. Если бы та система была жизнеспособна, не случилось бы ее краха. А значит, необходим новый путь.

«Я несколько лет преподаю в тбилисских университетах. И вижу, что студенты – это люди новой формации, для которых молодые реформаторы – пример для подражания. Они хотят быть образованными, они хотят знать иностранные языки, они хотят жить в стране, где есть четко выполняемые правила», – говорит Олег Панфилов.

Вне всякого сомнения, Грузии предстоит решить еще много проблем. Взять хотя бы самую основную, на мой взгляд, – недостаточную пока укорененность изменений. Все-таки семи лет мало для того, чтобы результаты реформ стали привычными и обыденными, чтобы успех зависел не от энтузиазма отдельных людей, а от слаженной работы всей системы.

Есть реформы, результаты которых стали частью повседневной жизни Грузии. В домах есть свет и вода, пенсия выплачивается регулярно и растет, машины не угоняют, а чиновники не берут взяток – это уже общее место. Кто бы ни пришел в 2013 году на смену действующему президенту, эти реформы уже необратимы, они поняты и восприняты обществом.

Но есть и другие примеры. Перемены, которые не столь очевидны для населения, закреплены не до конца. Взять ту же реформу антимонопольной службы или трудового кодекса. Международное давление способно изменить внутреннюю ситуацию в этой области не только в силу необходимости гармонизировать местное законодательство с европейским, но и потому, что в обществе эти реформы не встретили поддержки. Исправление законов и процедур само по себе чрезвычайно важно, но это лишь начало настоящих перемен, необходимая база для формирования новой ментальности. И настоящим успехом будет именно легитимизация реформ, когда общество начнет жить по новым правилам, понимать и воспроизводить их. Пока такой гарантии нет (да и быть на этом этапе не может), ключевую роль в формировании институтов выполняет так называемый Акт экономической свободы, обнародованный президентом на выступлении в парламенте в октябре 2009 года: