Лев Пирогов - Хочу быть бедным (сборник)

Sunday, 7th

…Борис юркнул в церковь – в церкви тепло, в церкви люди. Креститься не стал. Быстро, потихоньку, как мышка. Ой ты! Церковь-то оказалась – большой храм. Потолочище!.. Верх не видать. Зато всё равно темно – как он, как Борис любит. Помедлил… Люди поклоны бьют. Смешно! Одна молодая женщина истово крестилась на икону Серафима Саровского. Крестилась, крестилась, а потом деловито вынула из-под платка образок и быстро приложила к иконе. Другой Владимирской Богоматери кланялся, а потом на пол – бух! И лбом об пол, лбом! Борису подумалось: интересно, Богоматерь если б живая была – понравилось бы ей это?

Ну да ничего, тут в храме зато тепло. Свечки прямо кострами горят. Подошёл ближе – потрескивают. Близко-близко подошёл и возле самой этой штучки, в которую их втыкают, встал. Она, что ли, маслом намазана? Да, маслом – чтобы воск легко было счищать. А хорошо потрескивает-то… Борис сощурился. Как печка. Обмороженные пальцы проснулись и заболели. Тихо заболели, покойно так, хорошо. Если не шевелиться, то вроде и не болят вовсе.

Wednesday, 1st

Стихотворение есть своего рода молитва, поэтому в нём всегда должно содержаться явное или скрытое обращение к Господу:

Помимо обращения, лирика основывается на «принципе удвоения». Скажем, если просто произнести слово «палка», оно окажется прозой. Если же его удвоить, подкрепив обращением: «О палка, палка!..» – получится лирическое высказывание. («Ветер, ветер, ты могуч…» – и так далее.)

Некоторые исследователи (в частности, я) считают, что принцип удвоения был подслушан людьми у птиц. Певчие птицы очень часто повторяют один и тот же пассаж. Собственно, только это и позволяет нам называть издаваемые ими звуки пением.

Одной из известных лирических форм, основанных на простом удвоении, является блюз:

Поскольку представления афроамериканских негров о природе Божественного были весьма расплывчаты, вместо обращения к конкретному божеству мы видим здесь апелляции к небесному светилу и пище. В остальном это совершенная формула лирического высказывания.

Tuesday, 8th

С покойным Дмитрием Александровичем Приговым мы, случалось, беседовали. Порой я даже помогал ему советами. Помню как сейчас: на презентации новой книжки В. Г. Сорокина в клубе «Муха» (там все как раз торжественных речей ждали, а на самом деле – банкета) он подходит ко мне и спрашивает: «Как вы думаете, эти пирожки уже можно есть?..»

Wednesday, 9th

Гуляли вчера около синагоги, что в Марьиной Роще. При себе, понятно, канистра бензина, спички, ну и динамиту чуть-чуть. Мы всегда так гуляем. Вдруг река? Рыбу глушить… Гуляем, значит, никого не трогаем, любуемся видами Москвы уходящей. Бархатную завязь вечера в разных направлениях разрезают стайки хасидов в вызывающей спецодежде: чёрный котелок, чёртый сюртучишко до пят, чёрные штаны, чёрные штиблеты. Ну мы зубы стиснули, идём. Слёзы катятся. Дошли до синагоги. Дворец в миллион этажей. На хотэль больше похоже. Ну, не миллион этажей, поменьше, но много. А на крыльце болельщики тель-авивской баскетболной команды «Маккаби» развязно себя ведут. Увидели нас, аж задрожали от возбуждения. «Смотрите, – кричат, – русские, русские! Давайте их убьём!» А также «ЦСКА – говно», «Да здравствует Кондолиза Райс» и другие обидные лозунги. Мы, конечно, гостеприимно улыбаемся, делаем вид, что по-хасидски не понимаем. Ладно, в конце концов, не на синагогу пришли смотреть.

А пришли смотреть, как уже говорилось, на красивейший город земли. В двух шагах от воющего и грохочущего Сущёвского вала начинается рай земной. С тополями, запахом весенней утробной сырости, с деревянными домиками и другими эксклюзивами вплоть до щенячьих мордочек из подвальных оконцев. Ну и место историческое к тому ж. Помните, в «Место встречи изменить нельзя»: «Беда, Глеб Егорыч, в Марьиной Роще засаду перестреляли!..» Вот туда мы идём.

А по пути это синагожище. Ну обошли. Рядом с синагожищем за заборчиком домишко. Одноэтажный, деревянный, тополиными серёжками перчёный, сломают скоро. Думаем, ну хоть одним глазком взглянуть… Встали на приступочку, смотрим через заборчик. Домик-то провалился весь, гниёт уже, а ведь наверняка ценности исторической!.. наверняка вот прямо здесь засаду перестреляли! Аж слёзы на глаза наворачиваются, не поверите… Встали, значитца, на приступочку, смотрим через заборчик. И вдруг слышим со стороны где назад:

– Э!.. А ну-ка там… Давайте отсюда!

– Да мы ничего, смотрим вот… С праздником вас! Всё нормально.

– Нормально будет, когда вы уберётесь!

Это охранник синагожный, морда немосковская, даром что славянин, дубинкой электрошоковой по голенищу себя постукивает. И за спиной у него, с крыльца, болельщики: «Распни, распни их!»…

Ну что было делать? Подобрали свои канистры, ушли, как велено. Бетон не горит. А зато обратном пути Салют видели, деток православных, которые «Ура!» и «С Днём Победы!» кричат, и даже в подземном переходе один мужчина нам на трофейном аккордеоне «Брестскую улицу» бесплатно сыграл. И ещё много хорошего.

Thursday, 10th

«Искусство не знает границ». Чья это проблема – границ или искусства? Незнание границ не освобождает от ответственности за их нарушение.

Friday, 11th

В детстве как – начинается кино, смотришь: если много актёров в титрах, значит, интересное, если мало, значит, тягомотина, пропал вечер, а завтра в школу. (Бывали и такие ужасные фильмы, где всего два актёра! Наверное, их придумал сам сатана!) И точно так же: открываешь книжку, если без чёрточек (в смысле без диалогов), значит, неинтересная.

А сегодня с удивлением обнаружил, что меня выталкивает из себя текст с частоколом чёрточек, с обилием персонажей. Будто вошёл в комнату, а тут все давно перезнакомились, передружились, пьют, притерпелись к запаху табака, к грязной посуде (запомнили её чистой), шутят про работу, флиртуют, – и провести здесь, сейчас, среди них, хотя бы минуту кажется гораздо труднее, чем прожить жизнь.

Wednesday, 21st

«Люди культуры» могут пользоваться цивилизацией (стремясь к благу и добиваясь «успеха»), но вот исповедовать цивилизацию они пока ещё не научились. Они – люди культуры. «Гуманитарии».

«Люди цивилизации» могут пользоваться культурой (стремясь к благу и добиваясь «статуса»), но исповедовать культуру пока не умеют. Они – люди цивилизации. «Инженеры».