Array Array - Утраченная Япония

В театре кабуки существует способ замены костюмов на сцене, который называется «hikinuki», и означает «вытягивание нитки». Танцор одет в два кимоно, одно поверх другого, где верхнее слегка прихвачено длинными нитками. В кульминационный момент одетый в черное сценический помощник тянет за нити, и актер сбрасывает с себя верхнее кимоно, оказываясь в совершенно другом костюме.

Эта книга прошла сквозь многочисленные hikinuki. Первый раз она появилась, как серия из пятнадцати статей, которые с декабря 1991 по февраль 1992 года я написал по-японски для журнала Shinchoo 45. Титул этой серии, по аналогии с Прустом, звучал как Ushinawareshi bi wo motomete (В поисках утраченной красоты). Каждая статья рассказывала о каком-то аспекте моей жизни в Японии с 1964 года, то есть с момента, когда я приехал в эту страну еще ребенком; кабуки, коллекционирование произведений искусства, Осака – все это я использовал, как окна, сквозь которые наблюдал сегодняшний кризис японской культуры.

Когда я закончил серию статей, журнал Shinchoo предложил выдать их в форме книжки, поэтому я просмотрел их, убрал статью о японском мире религии, зато добавил больше информации об обучении традиционным искусствам и описал мой опыт в мире бизнеса в Токио, во времена «мыльного пузыря», т.е. восьмидесятые года двадцатого века. Когда все было готово, мы узнали, что кто-то уже выдал книгу под таким же названием, и надо было придумать новое. На помощь пришла Миёко Огава из издательства Tankosha: «Ты описываешь чувство, которое мы испытываем, когда смотрим на человека, идущего по аллейке, и свернувшего на главную улицу. Он уже свернул, но на сетчатке еще остается его последнее изображение». И так в июле 1993 года книга вышла под названием «Utsukushiki Nippon no zanzoo» (Последний вид прекрасной Японии).

Тогда еще никто не ожидал, что книга вызовет такую сильную реакцию у читателей. Но ведь она касалась проблем, вокруг которых велись горячие публичные дебаты. Меня попросили принять участие в дискуссиях, и мои взгляды благодаря ним подверглись очередным изменениям. Обмен мыслями между участниками дискуссии и слушателями позволил мне убедиться, как реагируют на эти проблемы культурная элита и публика.

Одновременно я думал о переводе книги на английский язык, но каждый раз, когда я начинал это делать, меня охватывало отчаяние. Это было тяжелым испытанием для того, кто десятилетиями беззаботно переводил тексты других. Я не мог перевести правильно на английский ни одного абзаца, и дело было не только в словах. Я писал эти статьи для японских читателей,а для иностранцев текст следовало радикально изменить. Пораженный невозможностью перевести самого себя, я отказался от этой идеи, и два года не касался книги.

Решение подсказали Николас Джоуз и Клэр Робертс. «Даже не пытайся переводить свои работы, — сказал мне Ник, — найди переводчика, и только корректируй его работу». Клэр же пришла идея элегантного в своей простоте названия «Утраченная Япония».

Так сложилось, что в Фонде Оомото, где я работаю, был молодой американец Бодхи Фишман, который недавно закончил японистику, и обладал талантом переводчика. Всю тяжесть работы я перекинул на его плечи: это он сделал перевод на английский, а затем отредактировал исправленную английскую версию, к которой я добавил размышления последних двух лет. Из-за нехватки места, из книги выпал раздел о Юго-Восточной Азии, но другие, особенно про Киото и Осака, были расширены.

Таким образом, книга эта прошла сквозь пять hikinuki: от статей в журнале до перевода Бодхи и окончательной английской версии. Однако, не взирая на смены кимоно, я пытался остаться верным духу оригинала, насколько это было возможно.

Когда мне было шесть лет, я хотел жить в замке. Это мечта довольно часто встречается, но обычно дети забывают о ней, когда подрастут. Я же перестал мечтать о замке только тогда, когда стал взрослым. Мой отец был адвокатом и офицером флота Соединенных Штатов, и какое-то время мы жили в Неаполе, Италия. На соседнем острове находился замок, который назывался Castel dell’Ovo (Замок Яйца). Легенда рассказывает, что Вергилий подарил хозяину замка яйцо и предсказал, что если его разбить, замок разрушится. Но прошло несколько сотен лет, а нетронутое яйцо по прежнему находилось в башне, Castel dell’Ovo все стоял, а я хотел в нем жить.

Почти каждый день я говорил отцу, когда тот возвращался с работы: «Я хочу жить в замке». Я так упорно это повторял, что отец, не зная, что делать, сказал мне: «Великий землевладелец, господин Нуссбаум, имеет в своем распоряжении все замки на свете, поэтому, когда подрастешь, ты сможешь какой-нибудь из них взять в аренду». С того времени я нетерпеливо ожидал случая встретиться с господином Нуссбаумом.

Как обычно бывает с офицерской семьей, мы постоянно переезжали с места на место. Из Неаполя отца перевели на Гавайи, где мы жили возле пляжа на Оаху. Иногда волны прилива выбрасывали на берег большие зеленые, облепленные ракушками стеклянные шары. Отец объяснил мне, что их используют японские рыбаки для того, чтобы сети не тонули. Шары, оторванные бурей, доплывали через целый Тихий океан до самых Гавайев. Это была моя первая встреча с «Японией».

Когда мне было девять, мы переехали в Вашингтон. Я ходил в частную школу, где учили латинскому и китайскому языкам. Программа обучения была одновременно очень консервативной, и очень авангардной. Строгая госпожа Ванг, наша учительница, следила, чтобы мы правильно, целыми страницами, копировали китайские иероглифы. Это вызывало скуку у большинства учеников, но мне нравилось. Госпожа Ванг показывала нам картинки из Пекина, святыни на горных вершинах, и постепенно воспоминания об Италии ослабли, а их место занял Китай.

По трех годах, проведенных в Пентагоне, отца перевели в Японию. Мы поехали туда в 1964 году, и поселились на базе военно-морского флота в Иокогама, мне тогда было двенадцать лет. В Японии как раз проходила олимпиада. Теперь я вижу, что год 1964 был поворотным пунктом для Японии: предыдущие двадцать лет заняло восстановление страны, разрушенной Второй мировой войной, а последующие тридцать – это время уникального в истории экономического бума, который превратил Японию в самую богатую страну мира.

Хотя американская оккупация закончилась в 1952 году, по всей Иокогаме были видны следы присутствия американской армии: от специальной валюты, которую ввели, чтобы ликвидировать черный рынок (вместо портретов президентов на банкнотах печатали изображения кинозвезд) до всюду сующей свой нос военной полиции. Кроме жителей военной базы в Иокогаме была еще небольшая групка засидевшихся американцев, некоторые из которых жили здесь десятилетиями.