Джулиан Барнс - Письма из Лондона

Брэггу случается тревожиться, но, похоже, Ллойдз не доставляет ему слишком много забот. «Я искренне думаю, что это почтенный способ сделать так, чтобы твои деньги на тебя работали». Но ведь он мог вложить свои деньги — учитывая его равнодушие к фондовой бирже — в обычную, к примеру, страховую компанию: был ли в его выборе элемент снобизма? «Язык не поворачивается назвать себя безгрешным», — отвечает он, и мы больше не упоминаем эту тему. Брэггу также приходилось давать Ллойдз профессиональный совет. Год или около того назад с ним неофициально консультировались насчет малоэффективной рекламы услуг компании. Он с ужасом обнаружил, что «пресс-отдел у них — как у телекомпании "Бордер" [142] «Бордер» — маленькая коммерческая телекомпания; ведет передачи на районы севера Англии, юга Шотландии и Мэн. » — в смысле, полторы калеки. В ходе кампании за «транспарентное общество», которым Ллойдз себя называет, наведением лоска теперь занимаются отборные знатоки передовых пиар-стратегий.

Писатель признается, что в свое время он «палец о палец не ударил», чтобы разузнать, чем чревато его членство в Ллойдз. Зато, надо сказать, ему повезло встретить хорошего советчика. Напрашивающееся сравнение участия в Ллойдз с азартной игрой на скачках вполне обоснованно, за исключением, пожалуй, единственного момента: если вы с улицы завернете в первое попавшееся букмекерское агентство, то скорее всего, куда бы вы ни угодили, шансы на выигрыш у вас будут более-менее одинаковые; если вы завернете в Ллойдз, то первая и, не исключено, самая крупная авантюра, в которую вы ввязываетесь, состоит в том, какому агенту вас представят. В какие синдикаты Брэгга прибило в самый первый раз, в тех он и оставался — «очень, очень необдуманно»; он никогда не приобретал приостанавливающего убытки полиса5/о/?-/о. и(«Я просчитал издержки, и выяснилось, что это того не стоило»); и хотя он потерял деньги в последние пару лет, «в общем и целом, мне кажется, я скорее чуть-чуть выиграл». В настоящее время он, по его словам, состоит в двадцати восьми синдикатах — в четырех убыточных и двадцати четырех, где дела идут «очень славно». Не подумывал ли он после потерь последних лет выйти из игры? «Выравнивай ни выравнивай — толку ноль», — отвечает он. Под этим он имеет в виду, что уход не освобождает вас от будущих потерь в синдикатах, остающихся с незакрытыми годами; так что на самом деле вы уйдете только из успешных синдикатов. О том, чтобы соскочить, у него и мысли нет. «Я считаю, сейчас надо ставить на Ллойдз. Если бы я мог забрать свои деньги из открытых синдикатов, я бы тотчас же вложил их. Сейчас полно синдикатов, которые зарабатывают. Самое время вступать в игру».

И английский романист, и ирландский бизнесмен, с которыми я беседовал, решили придерживаться одинаковой стратегии поведения. Нет, если б они с самого начала знали, чем все это кончится, их не заманили бы туда ни за какие коврижки («Таких рисковых парней, каким я был в 1980 году, сейчас я бы обходил за три километра» — говорит Брэгг); с другой стороны, раз уж они до сих пор в деле и умудрились остаться на плаву после катастроф последних лет — то, по их мнению, сейчас золотая пора для тех, кто решил остаться. Сравнение с азартными играми кажется более обоснованным, чем все остальные, когда начинаешь потрошить психологическую реакцию участников. Проиграл и прогорел — ага, ну значит, это лохотрон — лошади у них все на допинге, жокеям дали на лапу, судьи — все христопродавцы. Выиграл или остался при своих: ну так ты кум королю, особенно на фоне этих олухов, которые проиграли свои запонки — ну а у тебя - то везде свои люди, которые рапортуют чего и как прямиком из конюшен, безмазовую щетку [143] волосы за копытом у лошади. ты за сто шагов чуешь, а еще ты знаешь одного парня, который знает другого, а уж тот…

Знакомый парень Мелвина Брэгга — один из ллойдовских вице-президентов, Роберт Хизкокс, и он же по совместительству является его агентом. Сын бывшего президента, Хизкокс в очень значительной степени ллойдовский инсайдер; он был действующим Именем с 1967 года, сам двадцать лет простоял, что называется, за конторкой, страховал произведения искусства в высокорискованном сегменте рынка, а в настоящее время руководит синдикатом RobertsHiscox. Этот господин лет пятидесяти изъясняется с изящной обходительностью, но по сути его речи весьма воинственны: на протяжении двадцати пяти лет он отстаивал идею ограниченной ответственности. Его ни разу не послушали — отчасти из-за традиционно неправильного истолкования Ллойдовских Актов 1871-го и более поздних лет — которые вроде как запрещали это (на самом деле запрещали только для индивидуальных членов), но главным образом на основании мудрости: «Раз не ломается, так нечего и чинить». «На что я замечал: "Большинство вещей уже нельзя починить после того, как они сломались"». Сейчас он отвечает за консолидацию корпоративного капитала и спасение ллойдовской шеи: чинить, как видите, все-таки пришлось, и гораздо больше, чем могло бы быть.

Хизкокс говорит без обиняков и не строит иллюзий касательно этого рынка. Именно он лет двенадцать назад произнес пресловутую фразу: «Если бы Бог не хотел, чтобы их стригли, Он бы не сделал их овцами». Когда в июне этого года — в тот момент, когда изрядное количество овечек не то что остригли, но освежевали и слопали со всеми потрошками, да под мятной подливкой — в телеинтервью ему припомнили эту цитату, Хизкокс справедливо заметил, что подлинное авторство этого афоризма принадлежит Илайе Уоллеку [144] Американский актер; в «Великолепной семерке» играет Кальверу, предводителя бандитов, тогда как Бриннер — защитника крестьян. в его любимом фильме «Великолепная Семерка». Ну а все-таки, что же он хотел сказать? «Есть такие люди, — ответил он, — которые со стопроцентной точностью умудряются выбрать себе в жизни неправильного финансового консультанта, неправильную жену или мужа; они выбирают неправильного адвоката, неправильного биржевого маклера, и у них стопроцентно неправильное чутье, и, ничего не попишешь, даже если кто-то попытается выстроить рынок таким образом, чтобы эти люди были гарантированы от денежных потерь, у них все равно начинаются проблемы — потому что они выбирают себе неправильного ллойдовского страхового агента. Ничем хорошим для них это не могло кончиться». Больше всего это похоже на то, что обвинение предъявляется самим жертвам (как бы то ни было, не следует ли цитировать скорее Юла Бриннера, чем Илайю Уоллека?); и когда наш разговор обращается к «горю-злочастию» последних лет, Хискокс замечает, что нечего удивляться тому, что произошло в восьмидесятые — в том случае, «если вы сами не знали, чего хотите от своих денег». Пожалуй, это самая странная и самая жесткая характеристика людей, с которыми я разговаривал на протяжении последних недель. А кроме того, ему ведь как агенту именно такие и нужны были? Он протестует: «Мы выпроваживали их» — потенциальных клиентов такого рода — «целыми отарами. Ну так они выбегали от нас и неслись прямиком в Гуда Уокер, на свою беду: им ведь недосуг было всерьез вникать в дела. Они доверяли институции с 305-летним стажем, символу Британии и Империи, но на самом деле знать не знали, с чем имеют дело».