Илья Эренбург - Война. 1941—1945

Не раз мы слышали высокие слова: «Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!» Глядя на зеленые и рубиновые ракеты, мы думали о тех, чья слишком короткая жизнь озарила дорогу народа. Бессмертны погибшие, и где бы ни были те могилы, на Кавказе или у Альп, перед ними снимет шапку прохожий: им он обязан своим дыханием. И много лет спустя дети будут говорить о годах большого горя и большой славы, как о своих истоках: ведь те, что погибли, спасли внуков и правнуков.

В это утро мира мы думаем об одном человеке, к нему обращаются взоры всех. Не только в военном гении дело, не только в зоркости, которая позволяет капитану провести корабль через страшный шторм. Сталин для нас больше — он как бы пережил горе каждого из нас и с каждым вместе сражался и побеждал, и не одно сердце бьется под его солдатской шинелью, а двести миллионов сердец. Вот почему имя Сталина не только у нас, во всем мире связано с концом ночи, с первым утром счастья.

Скоро обнимут мужья жен, сыновья матерей. Зазеленеют поля у Понар, у Корсуни, у Мги — там, где лилась кровь и бушевал огонь. Трудно найти слова, чтобы сказать о таком счастье.

Ты победила, Родина!

10 мая 1945 г.

Сквозь слезы счастья израненная земля улыбается весне. Улыбается человек. Он был на краю гибели. Не будем преуменьшать пережитую опасность: враг был очень силен, ожесточенно сражался и сдался он только тогда, когда не мог не сдаться. Если мы победили такого врага, если прошли от Волги до Эльбы, то не потому, что нам было легко идти. Нет, мы прошли потому, что правда сильнее лжи.

Представитель германского командования на вопрос, согласен ли он капитулировать, ответил: «Да!» Он ответил «да» 8 мая 1945 года… Несколько иначе он думал в 1941 или в 1942 году. Последний разговор произошел в Берлине, уже покоренном Красной Армией: дело решило оружие. Много писали о ключах Берлина. Мы ворвались в этот город без ключей. А может быть, был ключ у каждого из нас: большая любовь и большая ненависть. Мы поняли, что должны прийти в Берлин, давно — когда увидели первого ребенка, убитого фашистами. Мы знали, что гитлеровская Германия сдастся, когда у нее не будет больше выбора, и мы решили лишить ее выбора. Мы решили это в тот самый час, когда услышали заносчивые крики захватчиков, которые клялись стереть с лица земли Россию. Медленно шагает справедливость, извилисты, порой непонятны ее пути. Но час настал, и справедливость восторжествовала.

В эфире носятся песни, возгласы радости и слово «свобода» на сорока языках. В нашей славной Москве, в Лондоне у Трафальгар-сквер, в Париже на Елисейских полях, в Нью-Йорке, и в милой Праге на Вацлавском наместье, и в израненной, но живой Варшаве, и в воскресшем Загребе, и в Милане, который показал свою душу, достойно наказав дуче, и в Осло у статуи Ибсена, и в Брюсселе перед древней ратушей — повсюду люди празднуют победу. Народы Европы узнали всю меру горя, всю глубину унижения. Они жили без воздуха и без света. И правильно сказал один норвежец: «Мне радостно и больно глядеть на солнце, потому что я вышел из могилы…»

Хуже могилы был «новый порядок» Гитлера. Может быть, наши внуки удивятся, прочитав об этих страшных годах. Они спросят: правда ли, что миллионы людей были вырваны из земли, как деревья, а другие миллионы убиты, правда ли, что палачи отбирали людей иного происхождения и душили их газами, правда ли, что существовало государство, где к человеку подходили как к племенному быку, что это государство поработило десять других государств, что его ученые изобретали усовершенствованные способы умерщвления детей и стариков, что пеплом сожженных девушек удобряли огороды тюремщиков, а из волос мучениц изготовляли гамаки, из кожи убитых делали переплеты и абажуры? Мы не станем гадать, было ли это, мы помним все и, даже если хотели бы забыть, не смогли, — ведь было это на нашей земле и с нашими близкими. Это было также и в других странах, и понятно, что все народы проклинают годы гнета, что все народы благословляют наш народ.

Я не хочу преуменьшать роли наших доблестных союзников, они по праву заняли свое место за столом победителей. Мы знаем, как стойко вели себя жители Лондона, как доблестно сражались солдаты Великобритании и в Ливии, и в Италии, и в Голландии. Мы ценим силу и смелость народа Америки. Мы помним, что подлинная Франция не сложила оружия и что ее солдаты прошли от Бир-Хакейма до Ульма. У нас были боевые друзья. И все же весь мир видит в нашем народе освободителя. Дело не в том, что у нас много земли, — земля велика; дело в том, что много, очень много могил на советской земле; на этой земле был дан великий бой врагу, и не в Африке, и не на другом месте дрогнул колосс германской армии, а на маленьком отрезке земли — у Сталинграда. Дело не в том, что нас много, — на свете много людей; тяжбу между правдой и ложью решила не арифметика; дело в природе советского человека.

У статуи Самофракийской победы нет лица: оно погибло; и лицо заменяют движение тела, крылья. У нашей победы есть лицо; это лицо простое и одухотворенное, живое, человеческое лицо. Тот, кто хочет понять, как люди победили фашизм, должен разглядеть лицо нашей победы. 1945 год нельзя понять, не вспомнив 1941 год. Те черные дни были истоком нашего счастья. К тому времени Германия овладела многими странами, обратила многие народы в рабство и, мощная, хорошо вооруженная, тщательно подготовленная к нападению, решила сокрушить Советский Союз. Мы победили потому, что выстояли; мы победили потому, что немцы двигались на восток, завязая в трупах своих однополчан, потому, что боец шел с бутылкой против танка, девушка, жертвуя молодой своей жизнью, поджигала военный склад, десять артиллеристов задерживали на день армию противника, раненые не уходили с поля боя, пехотинцы, когда кончались патроны, били прикладом, прикрывали собой амбразуру дотов, летчики — таранили врага, а радисты передавали: «Огонь на меня». Мы победили потому, что народ жил одним: той победой, которая теперь стала поцелуями, надрезанным хлебом, огнями в окнах и огнями глаз. Мы победили потому, что машинисты вели по трое суток эшелоны без отдыха, потому, что рабочие, выгрузив где-то на пустырях станки, тотчас становились на работу; женщины подымали тяжелые бруски и, оставшись без мужей, в селах кормили фронт; и четыре года люди не хотели думать ни о чем другом, как о победе. И если спросит чужестранец, как смог наш народ вынести такое, мы ответим: не в «крови» суть, не в колдовстве, есть объяснение — у нас много народов и один народ, называем мы его советским. В этом разгадка. Он победил потому, что был движим высокими чувствами, любовью к правде, потому что зверства гитлеровцев глубоко возмутили его совесть, потому что Человек не мог вытерпеть подобного попрания человеческого достоинства.