Михаил Делягин - Возмездие на пороге. Революция в России. Когда, как, зачем?

Кроме того, в случае современной России нельзя полностью исключить вероятности того, что под тем или иным предлогом, – хотя бы в связи с действительно имеющейся необходимостью привести состав Госдумы в соответствие качественно новой политической системе, созданной правящей бюрократией после и во многом под предлогом бесланской трагедии, – парламентские выборы в нашей стране будут перенесены на год, с декабря 2007 на март 2007 года.

Реальные цели этой операции, детали которой все более подробно и старательно прорабатываются правящей бюрократией по крайней мере с середины 2005 года, представляются вполне рациональными. Прежде всего, ей жизненно необходимо – и она вполне осознает эту необходимость – не допустить консолидации разношерстной оппозиции и формирования внятной и потенциально дееспособной оппозиционной структуры (не говоря уже о боеспособной в конкретных политических столкновениях организации), объединяющей и политически воплощающей социальные, патриотические и либеральные ценности.

Это стремление вызвано не только страхом непосредственного политического соперничества, но и восприятием правящей бюрократией каждой из этих ценностей и тем более их синтеза как совершенно неприемлемых для себя. Принципиально важно, что эти ценности воспринимаются ею как враждебные и потому подрываются ею не по каким-либо содержательным соображениям, но в первую очередь просто потому, что правящая бюрократия России в силу своего нарастающего разложения в принципе не приемлет никаких ценностей, кроме ничем не ограниченной свободы воровства и вымогательства, а также слепого и нерассуждающего подчинения ей и повиновения любым ее указаниям.

Конечно, сегодняшняя оппозиция во всем богатстве ее разнообразия и при всей ее энергичности в целом не заслуживает такого страха и настолько гипертрофированной реакции; в самом лучшем случае она годится на удобрения. Преобладающее большинство ее так называемых «лидеров» одновременно и в острой форме страдает нарциссизмом и продажностью, хотя и в разных пропорциях. Они не способны к взаимодействию даже между собой, а органическая неспособность сотрудничать с обычными людьми, не говоря уже о таком необходимом качестве, как умение привлекать на свою сторону их широкие массы, делает их законченными политическими импотентами.

Однако гипертрофированная нетерпимость правящей бюрократии ко всем общественным явлениям, хоть сколько-нибудь нарушающим ее комфорт, не просто является одним из наиболее ярких проявлений глубины ее разложения, но и служит важным фактором предстоящего системного кризиса. Ведь чрезмерно агрессивная реакция государственного аппарата на безопасные в целом элементы общественного организма представляет собой форму политической аллергии, опасной для общества точно так же, как обычная аллергия опасна для отдельно взятого биологического организма.

Весьма существенной причиной досрочного проведения парламентских выборов может стать стремление правящей бюрократии в максимальной степени использовать преимущества, возможно, последнего года политической стабильности, начинающегося в сентябре 2005 года и продолжающегося до начала политического сезона 2006/2007 годов. В это время российское общество в максимальной степени вкушает плоды баснословно благоприятной внешней конъюнктуры, государство имеет колоссальные свободные средства как для удовлетворения практически любых нужд населения, за которые то будет способно бороться, так и для подавления практически любых форм протеста. В то же время негативные последствия разложения правящей бюрократии, по всей видимости, еще не начнут создавать невыносимые и, что является наиболее важным для политической борьбы, отчетливо осознаваемые проблемы для широких слоев общества.

Этот год представляется идеальным моментом для реализации своеобразного «творческого» подхода к текущей российской истории, характерной для наиболее энергичной части правящей бюрократии. Не имея собственно творческих и даже аналитических способностей, они мыслят успешное развитие России как простое заимствование институтов и механизмов развитых стран, в первую очередь наиболее развитых США, – разумеется, исключительно в той части, в которой оно не противоречит их собственным текущим интересам.

Соответственно, они стремятся к формированию формально двухпартийной, а на самом деле – полуторапартийной системы (открыто ссылаясь в минуты откровенности на практику Японии, а порой и Мексики, не говоря уже о Китае, ГДР и Советского Союза). В рамках этой системы, как предполагается, гарантированное конституционное большинство в парламенте будет по-прежнему иметь «партия власти», что позволит администрации президента сохранить жесткий контроль за парламентскими декорациями. Политическая дискуссия будет вестись в рамках этого контроля сугубо внутри «партии власти» – примерно так же, как она велась в рамках КПСС.

В то же время ни на что не влияющее парламентское меньшинство будет консолидировано в опять-таки контролируемой правящей бюрократией «карманной оппозиции». В результате государство получит гарантированную возможность в полное свое удовольствие при помощи демонстрации разного рода видов «борьбы нанайских мальчиков» симулировать сколь угодно насыщенную политическую жизнь, не просто создавая видимость демократии для развитых стран Запада и собственной интеллигенции, но и отвлекая ответственные и потому потенциально опасные для него ответственные силы общества от реальных проблем. Эти силы будут затягиваться в заведомо фиктивную, истощающую их силы политическую борьбу и по сути дела замуровываться в паутине запутанных и противоборствующих друг с другом, но неизменно контролируемых государством разноуровневых политических структур. Представляется, что черновыми набросками последних служат не только современные политические организации разного рода, но и, например, широко разрекламированная Общественная палата.

Всякому непредвзятому наблюдателю понятно, что структуры такого рода в условиях назревающего кризиса с неизбежностью выходят из-под контроля правящей бюрократии и захватываются представителями оппозиции, превращаясь в эффективные революционные тараны, – как это было, например, в ходе «демократизации» советского общества в 1987–1989 годах. Однако понимание органической невозможности не только долго-, но даже и среднесрочного управления общественными процессами в режиме спецоперации, по-видимому, остается принципиально недоступным не только для представителей силовой олигархии, но и для всей правящей бюрократии в целом.