Иван Тимошкин - Как уничтожили «Торпедо». История предательства

А потом были еще несколько лет, отведенных судьбой великому футболисту, а вместе с ним – и нам, ценителям его мастерства и таланта. Да, он провел несправедливо мало матчей, но почти в каждом из них показывал, какой должна быть игра на самом деле, раскрывал перед нами ее истинную красоту и философию. И это было прекрасное зрелище. Мысль и еще раз мысль – вот что было самым главным во всех его действиях на поле, вот что влекло к нему и болельщиков и футболистов. Последние, кстати, нередко предпочитали «Торпедо» другим клубам только потому, что там играл Стрельцов. Об этом в разное время прямо говорили Валерий Воронин, Михаил Гершкович, Вадим Никонов и многие другие.

В последние свои футбольные сезоны он запомнился мне массивным, точно глыба, стоящим в центре поля, широко расставив уже больные к тому времени ноги. Он стоял и то ли растерянно, то ли скептически взирал на беспорядочные перемещения быстро бегающих футболистов. И не понимал: почему все это происходит, зачем нужно так суетиться, если мысль все равно проворнее? Впоследствии, наблюдая за играми наших клубов, он порой разводил руками, вопрошая: «Ну как же можно так плохо играть?! Ведь футбол на самом деле прост: получил мяч – отдай, принял – обыграй и пробей. Вот, говорят, бегать надо больше! Ерунда все это. Если игру не понимаешь, никакая беготня не поможет. Не любит футбол дураков». Благодаря этой его – стрельцовской – мысли, как правило, хватало одного движения, рывка, удара или паса, чтобы очередной мяч оказался в сетке ворот соперника. После чего рядом с ним снова начиналось бестолковое движение, в котором он уже не участвовал, а лишь отрешенно смотрел куда-то вдаль, словно предчувствуя скорое наступление той поры, когда многое в футболе будет оцениваться по количеству пробегаемых игроком километров.

Игра без мяча – вот что в Стрельцове было интересно прежде всего. То, что предшествовало голу – последний был для него явлением вторичным. А вот комбинация, приводившая к взятию ворот, нестандартность решения, какая-нибудь «сумасшедшая» мысль, вдруг пронзавшая будничность игры, как молния и гром разрывают затихшую перед тем природу, увлекала его, побуждая опробовать ее, претворить в жизнь. И если это получалось, он был счастлив.

Настоящего мастера от подмастерья отличает не столько само мастерство, сколько щедрость, с которой он делится им с окружающими. А Стрельцов был щедр по-настоящему. С партнерами он делился, казалось, самым сокровенным, не оставляя ничего впрок, про запас, «на всякий пожарный». Он отдавал игре всего себя без остатка. И те, кто хоть капельку понимал его мысль, чувствовал настрой его души, пользовались этим и становились – пусть и на время, на полтора часа, на один тайм, на один эпизод – едва ли не равновеликими ему. И это было удивительнейшее явление, ничего подобного в нашем футболе я больше не встречал.

Таким он оставался и тогда, когда больше уже не выходил на поле в составе своей любимой команды. Или, точнее сказать, она выходила на поле без него. А он наблюдал за ней с трибуны и, как вспоминают близко знавшие его люди, чаще огорчался, чем радовался: легкость и красота, присущие футболистам его поколения, из игры торпедовцев постепенно стали исчезать. Но он не винил игроков, понимая, что меняется сам футбол, становясь все более прагматичным и скупым на красоту, а значит, меняются и тренеры, его конструирующие. Поэтому, может быть, он и отдавал предпочтение английскому стилю игры. «Я люблю английский футбол, – признавался Стрельцов в одном из своих интервью. – Он смелый, сильный, решительный. Красота его – в простоте. Мне нравится, как англичане идут на мяч. На мяч, а не на игрока. Нравится, как они играют головой. Их атаки умны и логичны. И мощны. Они играют по-мужски, а не ломают друг друга».

Стрельцов совсем юный и Стрельцов в зрелые годы – это были, безусловно, два разных футболиста. Если в начале карьеры главным в его действиях был рывок – мощный, красивый, как бег северного оленя, – который никто и ничто не могли остановить (разве можно остановить порыв ветра?), то позже добавились мудрость, умение предугадывать ходы соперника и скрывать свои. Достиг ли он тем самым совершенства? Не знаю. Но то, что он демонстрировал на поле, было чем-то не от мира сего, а значит, ниспосланным свыше.

Стрельцова предавали многие, и не по одному разу. Его предало наше государство, когда, не предъявив веских доказательств виновности, осудило на семь лет лишения свободы. Предавали наши футбольные власти, представители СМИ и даже близкие друзья. Не буду подробно останавливаться на этом, многое уже опубликовано в периодической печати и в книгах. А вот о том, каким он был товарищем по отношению к своим друзьям-партнерам, читатели могут судить сами. Приведу характерный эпизод. В одном из матчей защитники соперника раз за разом «укладывали» на газон Валентина Иванова. После очередного грязного приема тот уже не смог подняться самостоятельно. Стрельцов подбежал к нему, взял на руки и сам вынес за кромку поля – чтобы медицинскую помощь оказали как можно скорее.

Из большого футбола Эдуард Стрельцов ушел как-то тихо, скромно и незаметно. Вот что вспоминала о том времени его жена Раиса Михайловна в своем интервью, данном в 1995 году корреспонденту газеты «Спорт-Экспресс» Юрию Юрису.

– Из футбола он тяжело уходил, я имею в виду из «Торпедо»?

– Плохо он уходил. Даже не проводили как следует. Сезон шел вовсю, но однажды Валентин Иванов, уже работавший главным тренером, сказал, чтобы завтра Эдик на тренировку не приходил – он ему больше не нужен.

– Это правда, что прочная на футбольном поле связка Иванов – Стрельцов в жизни таковой совсем не являлась?

– Она и на поле-то прочной была только до 1958 года. Когда же Эдик после семилетнего перерыва вновь надел торпедовскую футболку, он уже не мог утверждать, что Валентин рад его возвращению.

– Почему?

– Точно не знаю. Но какая-то черная кошка между ними пробежала. Может, случившееся со Стрельцовым в 1958-м и было той кошкой. По словам Софьи Фроловны, мамы Эдика, она не ощутила сострадания или хотя бы просто сочувствия к беде ее сына со стороны многих торпедовских звезд, игравших рядом с ним.

– Вы считаете, что вашего мужа в 33 года вынудили покинуть большой футбол раньше времени?

– Я в этом не сомневаюсь. Он хотел и мог бы еще поиграть на своем уровне, но увы. Назначили стипендию 130 рублей – чтобы имел возможность доучиться в институте физкультуры в Малаховке, и «сделали ручкой». После института Эдик пошел работать в торпедовскую футбольную школу – уже до конца жизни.

– Однако мне помнится, что какое-то время он работал вторым, рядом с Ивановым, тренером «Торпедо».