Array Array - Глазами маршала и дипломата. Критический взгляд на внешнюю политику СССР до и после 1985 года

Наверное, было бы неправильным обойти, рассказывая о взаимоотношениях политического и военного руководства, такой драматический момент, как безнаказанный перелет госграницы и посадка рядом с Красной площадью легкомоторного самолета западногерманского гражданина Руста. Происшедшее характеризовало противовоздушную оборону, а неизбежно и руководство Министерства обороны очень негативно. Безнаказанно такой перелет мог произойти только в результате халатности и безответственности при несении боевого дежурства. Народ был возмущен случившимся, и это возмущение было справедливым. Детальное расследование показало, что самолет Руста службой радиолокационного наблюдения был обнаружен на малой высоте, а также обнаружен и поднятым в воздух самолетом–перехватчиком ПВО. Его полет мог быть своевременно пресечен еще в районе границы. Далее происходит, по крайней мере для меня, необъяснимое. Вся информация о нарушителе была доложена командующему армией ПВО Ленинградского региона. Он этой информации не поверил. Главкому войск ПВО и на Центральный командный пункт ничего не доложил, цель (самолет Руста) с контроля снял. В ходе длительного расследования командующий вразумительного объяснения своему решению, совершенно недопустимому для руководителя ПВО, так и не дал.

Возможно, многие читатели воспримут это как запоздалое оправдание. Но я пишу так, как случилось на самом деле. Произошло нелепое, почти невероятное событие, когда крупный военный руководитель принял в нарушение приказа министра обороны СССР из ряда вон выходящее, совершенно недопустимое в его положении решение. Самолет Руста на предельно малой высоте (40–50 м) продолжил полет и совершил посадку в Москве.

Произошло это во второй половине дня 28 мая 1987 г. М. С. Горбачев находился в это время в Берлине на заседании Политического Консультативного Комитета государств — участников Варшавского Договора. С ним находился и министр обороны С. Л. Соколов. В час ночи 29 мая из Берлина меня вызвали к телефону. Доложил Горбачеву обстоятельства происшедшего. Из того, что я выслушал в ответ, слова: «Позор… Это равно по последствиям чернобыльской трагедии…» — представлялись самыми мягкими. Но все они были справедливыми. Удивляться тут было нечему.

Политбюро ЦК КПСС действовало быстро, решительно и круто. Последовало снятие с занимаемых должностей главкома войск ПВО главного маршала авиации А. И. Колдунова, ряда других больших и малых руководителей ПВО. Освобожден от должности министр обороны С. Л. Соколов. Вина военного руководства была бесспорной. В таких случаях на строгость жаловаться не принято. Строгость здесь уместна и справедлива.

Однако освобождение от должности именно министра обороны лично для меня и сегодня не вполне понятно. Уж если вести речь о персональной ответственности и освобождении от должности ответственного руководителя, то в данном случае логичнее было бы в первую очередь спросить с начальника Генерального штаба, который отвечает непосредственно за управление Вооруженными Силами (а все, что произошло при полете и посадке Руста, было связано с безответственностью командующего армией, то есть звена в системе управления). И освобождать от должности следовало одного начальника Генштаба или его вместе с министром обороны.

Но порядок тогда был такой, что с Политбюро не очень–то можно было поспорить или тем более попросить от него объяснений. Однако с учетом того, что в последующие годы за упущения в работе с тяжелыми и крайне тяжелыми последствиями в различных других областях жизни государства с руководителей спрашивали очень снисходительно или вообще чаще всего их оставляли в покое, принятые тогда меры к военным выглядят исключением из общего правила. Непонятно и другое. Почему, когда против Вооруженных Сил была организована настоящая травля, когда они были подвергнуты оскорблениям и унижениям, что наносило большой ущерб их боеготовности, действенного отпора этому со стороны государственного руководства не давалось. Не дается такого отпора распоясавшимся силам и сегодня.

Может быть, у читателей, ознакомившихся с моими размышлениями о взаимоотношениях политического и военного руководства в годы перестройки, сложится впечатление, что я сгустил краски, кое–где «плачусь в жилетку», жалуюсь на руководство государства. Я написал так, как виделось мне на самом деле. Наверное, к военным можно предъявить не меньше претензий за их работу, за совершенные ошибки в эти годы. Но трудное было время. Будущее покажет, я думаю, что 1989–1991 годы были самыми тяжелыми в переломной эпохе переустройства нашей Родины.

Г. М. Корниенко. Изменения в руководстве советской дипломатии

Дипломатическое ведомство оказалось первым, в котором произошла смена руководства.

Избрание А. А. Громыко 2 июля 1985 г. на пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР для меня лично не явилось неожиданным. Не от него самого, но мне было известно, что он хотел бы занять этот пост со времени кончины Л. И. Брежнева. Знал я, что не возражал против этого и Ю. В. Андропов, не хотевший первоначально сам занимать этот пост, — поэтому он более полугода оставался вакантным. Однако тогда этому воспротивились некоторые другие члены руководства, в первую очередь Д. Ф. Устинов, и дело кончилось вновь совмещением постов Генерального секретаря ЦК КПСС и Председателя Президиума Верховного Совета СССР. По той же причине не сбылось желание А. А. Громыко и при К. У. Черненко.

Когда же на мартовском (1985 г.) Пленуме ЦК КПСС с предложением об избрании Генеральным секретарем М. С. Горбачева выступил именно Громыко, мне сразу подумалось, что теперь наконец осуществится его желание.

С отходом А. А. Громыко от руководства МИДом закончилась целая эпоха в советской дипломатии. Только на посту министра он находился 28 лет, а если иметь в виду, что его вклад в советскую дипломатию стал заметным уже начиная с 1943 года, после его назначения в возрасте 34 лет послом СССР в США, то его влияние на внешнюю политику нашей страны было и того длительнее.

Наряду с недюжинным интеллектом, которым его одарила природа,. самой сильной стороной Громыко как руководителя дипломатической службы великой державы являлся высокий профессионализм. Обладая огромным багажом знаний, необходимых в повседневной работе дипломата, и поразительными аналитическими способностями, он больше всего ценил наличие того и другого также у своих коллег и подчиненных. Не терпел он верхоглядства, краснобайства, приблизительности в анализе того или иного вопроса. Не прощал недобросовестности, был очень требователен, но справедлив. Он вполне терпимо и даже с уважением относился к тому, кто не во всем соглашался с ним, отстаивал свою точку зрения, если он ее должным образом аргументировал. Громыко не обязательно сразу соглашался с приводимыми доводами, но если они его убеждали, то учитывал их в дальнейшем.