Игорь Свинаренко - Беседы с Vеликими

– То самое, про тамбовское восстание? Что, неужели наконец деньги собрали?

– Да! Я, честно говоря, не думал, что эти деньги удастся найти.

– Миллионов пять?

– Побольше. Шесть миллионов мне насчитали еще семь лет назад.

– И кто же дал?

– Часть – государство, часть – администрация президента, еще треть – один наш с вами общий знакомый бизнесмен.

– Нам надо напомнить людям сюжет, а то, может, не все помнят. Название там «Житие одной бабы», кажется?

– Молодец, молодец! С виду вроде необразованный, а все знаешь! «Житие одной бабы» – это великий рассказ Лескова, и мое название – для тех, кто его читал. Мой фильм называется «Жила-была одна баба».

– У нее, если я не ошибаюсь, по ходу сюжета менялись мужики, и их всех убили.

– Ну не всех, но последних двух. Она их теряет в один день. Начинается сценарий с 1909 года, когда героиня выходит замуж – ее из бедной семьи берут в богатую. А кончается в 1921 году, когда Красная армия разгромила тамбовское крестьянское восстание, известное под названием «антоновщина». Но ни Тухачевского, ни Антонова в фильме нету…

– Вот интересно, что, будучи потомственным московским интеллигентом, вы взяли сюжет из крестьянской жизни. В отличие от, скажем, Никиты Михалкова, который снимает про вещи, хорошо ему известные: элита, слуги, богатые дачи, кремлевские маршалы… В его исполнении фраза «Я Сталину позвоню!» звучит вполне органично. А вас вот что-то заставило обратиться к крестьянской теме. Что же?

– Лет двадцать назад эта идея пришла мне в голову. Там вся разгадка того, что мы имеем. Потому что в 1917 году, согласно официальной переписи, 85 процентов населения были крестьянами. Но тут надо было б еще прибавить 10 процентов. Потому что масса людей числились рабочими, но крестьянами быть не переставали. К примеру, человек работал на Путиловском заводе, но на Егория в мае ехал в деревню и оставался там до Покрова, до октября, а потом, когда заканчивались полевые работы, опять становился рабочим. Когда я стал этим делом заниматься, мне как городскому человеку было непросто. Надо было проникнуться крестьянской жизнью. Я с литературы начал. И меня поразило, что хотя за 74 года советской власти было много написано про деревню (Малышкин, Леонов, Сейфуллина, Астафьев, Белов, Алексеев), не было ни единой книги про то, что такое была революция и Гражданская для 95 процентов населения. Что крестьянство чувствовало? Нету ничего про это. За исключением «Тихого Дона», в котором рассказывается про казачество, а это все-таки очень отдельная ветвь русского племени. Сценарий я писал десять лет… Сказать кому, не поверят: ведь сценарий обычно пишется месяц! Ну ладно, три месяца. В крайнем случае, наконец, полгода! Прежде чем писать, надо было понять, чем отличается тамбовский крестьянин от воронежского. Я говорил со старухами… Я застал еще бабок, которые помнили восстание, – они были детьми в те времена. Десять лет назад им было по восемьдесят…

– Вы ожидаете коммерческого успеха фильма или просто убеждены, что надо сделать, и все тут?

– Надо постараться, конечно, чтоб деньги вернулись и была прибыль. Когда десять лет назад я начинал искать деньги на фильм, в Лондоне, в Европейской киноакадемии, я встретился с одним продюсером (он работал с Бертолуччи) и попросил его прочесть написанный по-английски синопсис «Бабы». Тогда у меня была еще иллюзия, что деньги я смогу найти на Западе… Продюсер прочел, показал его еще кое-кому и через день сказал мне, что если я согласен снимать на английском, то они готовы обсуждать финансирование проекта целиком. Я говорю: «Дай мне подумать». Пришел в гостиницу, открыл сценарий, стал его листать и наткнулся на диалог… Там на мостках бабы стирают, и среди них героиня. Речь идет о том, что вся деревня знает, что она вышла замуж, но осталась невинной – проблемы у мужа появились. И об этом бабы разговаривают:

«– А ты слухала, как он ссыть? Мужик должен ссать, как конь, чтоб кипело. Тада он тебе нажарить не хуже жерябца.

– Ссыть он крепко…

Бабы покатились со смеху».

Это не значит, что все диалоги такие! Но тем не менее… Как такое передать по-английски, как это будет звучать? Я отказался…

– Вы с большевиками воевали, теперь с англичанами – отстаиваете творческую свободу. Ни славы вам, значит, не надо мировой, ни денег – одно искусство.

– Насчет славы… У Кушнера, замечательного поэта и моего друга, есть строки:

– А миллионы?

– Хе-хе-хе… – не очень весело смеется он.

– А вы не думали англичанам сказать: «Снимайте на русском и дайте свои субтитры!» Вон Гибсон снял же на арамейском, это модно… И пусть бы артисты говорили на этой крестьянской тамбовской фене 20-х годов!

– Так далеко моя мысль не дошла.

– Значит, вы делаете новую попытку перебить это современное настроение, когда Анатолий Собчак – это не более чем Ксюшин папа… И по-старому решили выступить, поднять духовность…

– Нет у меня таких намерений абсолютно.

– Что, не хотите глаголом жечь сердца людей?

– Нет, не хочу. Для меня это чисто художественная задача… Я хочу рассказать о характерах, о любви, о каких-то вещах, что меня волнуют. А что такое современные настроения? Это все идет мимо меня, мыслей противостоять чему-то у меня нет. Из мейнстрима, как теперь принято выражаться, я выпал, телевизор давно не смотрю – кроме футбола. Газет не читаю – кроме «Спорт-Экспресса».

– В литературе у нас и за рубежом много написано про нацию, воспитанную крепостным правом, о холуйском начале… Про то, что русское крестьянство легло под большевиков, как оно ложилось под татар в свое время или под русское самодержавие… Когда я влез в материал, источников было не густо, при советской-то власти. Но и в советских источниках все было сказано. Была такая энциклопедия, «Гражданская война и интервенция в СССР», я с нее начал… Кто хотел, тот из этого тысячу раз проверенного цензурой издания все мог извлечь. Этого было достаточно. Надо просто внимательно прочесть статьи «Продармия», «Продотряды», «Крестьянские восстания», «История организации Красной армии», «История ЧК». Там есть важные цифры: в 1920 году у Антонова было пятьдесят тысяч бойцов, даже артиллерия появилась. Отбивали у красных. Но конечно, не все были вооружены… Пушки и пулеметы имелись, но в большинстве своем повстанцы были вооружены двустволками, а то и вовсе топорами или косами. Регулярные части долго не могли справиться с восстанием. Но потом на Тамбовщину был отправлен Тухачевский, ему дали отборные отряды, взятые с Колчаковского (Восточного) и Южного фронтов. К лету 1921 года группировка Тухачевского насчитывала более ста тысяч штыков с артиллерией, с бронеотрядами, которыми командовал Уборевич, с авиацией, которая бросала листовки и бомбы. Эти цифры, эти данные – советские!