Игорь Свинаренко - Беседы с Vеликими

– А слава?

– Я в кадре стал работать в тридцать лет. У меня не было сноса башки. Надеюсь, нет и сейчас. Но что раздражает? В ресторане сажусь спиной к двери, хотя лучше б лицом. Потому что иначе, ну… Стараюсь не ходить по улице в костюме. В джинсах не очень узнают, но как только в костюме, при галстуке и со щетиной… Это все, ты рискуешь выслушать точку зрения на все происходящие события.

– Какая у тебя главная мечта?

– Остановиться и оглянуться. На какой-нибудь срок прерваться. С этой загруженностью я чувствую себя несвободным человеком. Конечно, воли не хватает – в смысле свободы. И покоя. Жизнь занята работой, образ жизни сложился. Так она идет кольцами – нарезаешь витки… Есть, наверное, какой-то рост, но никаких новых виражей я давно не закладывал… Это ощущение несвободы, невозможность остановиться, посмотреть на все со стороны… Оно накапливается год от года…

– То есть у тебя есть такое ощущение, что если ты остановишься, то поймешь что-то новое?

– Да, да, да, да. Есть ощущение, что я какие-то вещи пропускаю. И в силу этого недостаточно, может, меняюсь. Я очень мало впускаю в себя нового. Тем ли я занимаюсь? Может, надо заняться чем-то настоящим? Хотя, может, то, что я делаю, – и есть настоящее?

– А может, надо уйти в пустыню на 40 дней или в монастырь на год, на покаяние… Может, без этого нельзя стать масштабной личностью и будет одна суета?

– Ну… Конечно, хочется свалить на то, что это такое ремесло, засосало, опасная трясина… Но не все от суеты профессии, это и от собственной суеты, конечно… Да и нынешний «ящик» не позволяет остановиться.

– Все, значит, будешь крутиться, пока тебя не остановит внешняя сила…

– Может, это будет какая-то внешняя сила. А может, у меня что-то созреет внутри – и я остановлю это сам.

– Но вот мне такая мысль пришла в голову. Ты все говоришь: пауза, пауза. А если б ты ушел с НТВ с Киселевым, то и была б тебе как раз пауза. Подумал бы о жизни – вот как ты мечтаешь. Можешь ли ты себе представить, что ушел с той командой на ТВ-6?

– Да какая ж это была б пауза? Это ж все равно на ТВ работать! Я б не о жизни размышлял, а мучился б, думал бы, как запустить проекты… Нет, я сам должен до этого дозреть. А не так, что меня обстоятельства сшибли рюхой по ногам. Если б я сделал паузу, то, может, учиться бы пошел. У меня же фиговое образование. Оно советское, давно полученное, фундаментальных-то знаний нет.

– Учиться? Зачем? ТВ – это же масскульт, для идиотов, а если ты будешь сильно умный, как академик, то тебя зритель не поймет!

– Не в этом дело! Я не про науку! Я для себя хочу получить дополнительные знания, при том что не обязательно их тащить на экран. Просто самому надо подзарядить батареи, что-то понять. Я с удовольствием бы постажировался у каких-то продвинутых людей.

– У кого?

– Вот если бы оказаться в съемочной группе Питера Устинова… Это была б для меня огромная школа. Правда, он больше не делает документальных фильмов.

– А в России – не у кого?

– Почему же? Есть у кого, но здесь мне и так ясно все. Это химический процесс, я внутри его. Я про другое. Я хотел бы что-то понять в итальянском дизайне, например. Где-то походить, на что-то посмотреть, послушать чьи-то лекции, создать какие-то наработки. Посмотреть, как они это оптимизируют. А поумнеть и от этого стать неспособным работать на ТВ – это чушь, нет такого, это мне никак не грозит… И потом, если я поумнею, то от этого вряд ли стану работать хуже. Вот только бы поумнеть…

– А у тебя нет чувства, что все как-то мельчает сейчас в России? Главный скульптор – Церетели, главный художник – Сафронов, про политику и телевидение вообще говорить не приходится, а самый, кстати, модный певец – некий Децл…

– Да мы просто живем в эпоху масс-медийности, мы путаем то, что на слуху, с тем, что качественно. Реклама продукта стала важнее собственно продукта. А Децл, кстати, очень стильный. Что ты в свои годы сделал для хип-хопа?

– Я? Я ничего не сделал… Это кто-то другой…

– Ты что, не понял? Да это же песня такая! У Децла! Не знаешь? А говоришь! А мне эта песня – «Что ты в свои годы сделал для хип-хопа?» – нравится…

Это универсальный художник, для всех.

Даже тот, кто не имеет вкуса, проникнется тем фактом, что еще при советской власти работы Плавинского были куплены двумя нью-йоркскими музеями – MoMa и Metropolitan, а позже и самой Третьяковкой. А кто не слыхал про такие музеи, тот все равно порадуется за земляка – он давно стал знаменитым чисто на своем творчестве. Рисует что хочет, вообще делает что хочет и живет где нравится, путешествует по лучшим местам планеты – это ж счастье в чистом виде.

Плавинский недавно вернулся из Америки на родину.

Он работает, путешествует, пьет вино и в своем довольно почтенном возрасте радуется жизни. Он нисколько не надут, а даже, напротив, симпатичен и весел.

Дмитрий Плавинский родился в Москве в 1937 году. В 1956-м закончил театральное отделение Художественного училища памяти 1905 года. В 60—70-е годы входил в «семерку» – группу московских авангардистов. Плавинский – один из основателей движения нон-конформистов в России. С 1975-го – член и постоянный участник выставок Московского городского комитета графиков на Малой Грузинской. С 1978-го – член Московского союза художников. С 1990 по 2004 год художник жил и работал в США (Нью-Йорк). Там написал серию «Апокалипсис 11 сентября». В 2004 году с вещами вернулся в Москву. Сам Дмитрий Плавинский называет свое направление «структурным символизмом». Его работы находятся во многих известных собраниях: в Третьяковской галерее, Музее изобразительных искусств имени Пушкина, Русском музее, Museum of Modern Art (Нью-Йорк), Metropolitan Museum of Art (Нью-Йорк), Zimmerli Art Museum, Rutgers (Нью-Джерси), Музей Ludwig (Кёльн).

Мы сели с Плавинским – у него на кухне, в московской квартире – за стол. Он достал бутылку Bordeaux:

– Это хорошее вино.

– Да уж. Вино, как известно, бывает двух видов: хорошее и очень хорошее.

– Бывает и ужасное.

– Избаловались вы там у себя в Америке… А мы помним еще времена, когда любое бухло считалось за счастье… Но как бы там ни было, вы провели в Америке время все-таки так насыщенно и плодотворно.

– Да. А там нельзя по-другому. Но с другой стороны, она из тебя выжимает все – а потом тебя выбрасывает на помойку.

– Ну, это ведь не наш случай?

– Нет, я вообще говорю про американцев.

– Пожили вы вдали от России, а потом стали жить на два дома, и тут и там. Вы сейчас все в той же стадии?