Андрей Буровский - Россия будущего

Если даже жизнь возможна, то уж никак не цивилизация.

Точно так же можно «доказать», что и в России невозможно жить.

А что?! Климат совершенно ужасный, невероятные расстояния, холод, бедные почвы (по крайней мере, в Великороссии и в Сибири). Доказывает же Паршин, что у нас невозможно произвести никакой конкурентоспособный товар? И вообще — как возможна жизнь в стране, где зима длиться больше всех остальных времен года?!

Если разумная жизнь тут и возможна, то разве что охотников и оленеводов.

Смех смехом, но примерно в этом нас часто пытаются убедить.

Вот только за 8 апреля 2005 года по радио сообщается со ссылкой на официальные источники: мол, физическое и особенно психическое здоровье детей в России стремительно ухудшается. Причина: усложнение школьных программ.

А по другой программе, буквально через полчаса, рассказывают: мол, дети в России вовсю превращаются в дебилов: школьные программы упрощаются до полной идиотии.

Я понимаю, что эти две программы готовили и выпускали разные коллективы. Они не связаны между собой, и потому смысл сказанного в них вовсе не обязательно совпадает.

Но обывателю-то каково? Что он должен думать: что дети в России свихиваются от напряжения или что они превращаются в дебилов?

Начало сентября 2004 года. Знакомлюсь с новой группой студентов: общаемся перед началом нового лекционного курса. Разумеется, рано или поздно мелькает классическое «нищая Россия», «только у нас может быть», «нигде больше такого нет» и прочая мифология. Спрашиваю:

— С чего вы взяли, что Россия — нищая?

Часть просто пожимает плечами, ухмыляется — мол, тут и брать нечего, все ясно. Другие начинают «аргументировать», рассказывая что-то из газет или передавая байки агентства «одна баба сказала».

— Значит, нищая… Посмотрите в окно. Что там видно?

Сквозь плохо вымытое казенное окно видна площадь, на ней бабульки торгуют овощами и трое черноусых, смуглых — фруктами. Бригада монголоидных, но явно не китайцев, тащит кабель. На заднем плане — жилой микрорайон, пятиэтажки-девятиэтажки, подъемные краны что-то тянут над домами, по недостроенному зданию лазают крошечные человеческие фигурки.

— Ничего не видите? Недоуменные лица:

— А что?

— Кто продает фрукты на улице?

— Вроде азербайджанцы…

— А кабель тащат?

— Киргизы.

В этот момент десятник киргизов с широкой славянской ряшкой кричит так, что слышно в аудитории:

— Отар! Тю на тоби! Мотай сюды! Ты куды, бисов сын, ключи девав?! Як же я буду…

Аудитория разражается хохотом.

— Как видите, в Красноярске работают не только киргизы. Скажите, в бедные страны въезжают временные рабочие?

— А кто вам сказал, что это временные?! — возмущается одна девица. — Приедут и поселятся тут!

— Ага! — подхватывает другая. — В нашем доме уже три семьи! Скоро русских уже не останется!

Пока я пропускаю мимо ушей этот наивный расизм, мне пока важно другое.

— Значит, к нам едут жить насовсем? Скажите — в бедные страны едут жить? Переезжают? Из богатых стран часто переезжают в бедные?

Взоры студентов опять обращаются на площадь. Недоумение на лицах.

Да, действительно, что-то тут становится «не так»…

— Из богатых стран в бедные никто не поедет, — веско уточняет парень в больших очках, с оттопыренными ушами, — это невыгодно. Рабочие съезжаются туда, где платят больше, чем на родине. Причем настолько больше, чтобы это становилось выгодно, ехать за тридевять земель…

Народ опять уставился на площадь. Кабель протащили, всовывают его в колодец, бранятся на трех языках.

— Значит, эти люди приехали работать или торговать оттуда, где получат меньше, и туда, где получат больше? Дома у них беднее, чем у нас? Так?

Группа потерянно молчит.

— Пойдем дальше… Что еще вы видите в окно? Да не молчите! Что у нас вон там, за дорогой?

— Ну, дома стоят… Ну, магазины… Ну, видим стройку…

— Стройку… Скажите, строительство — дело дешевое? Легкое?

— Очень трудное и очень дорогое.

— Бедные люди строят квартиры? Дома?

— Конечно, нет… — ребята расплываются в улыбках.

— Вы видите только маленький кусочек города… Крохотный! Один процент… Даже часть процента. А сколько строек? Кто умеет считать?

— Вроде пять… — пожимает плечами парень в очках.

— Я вижу шесть, — сухо уточняет высокая сухопарая девица, — вон еще краны торчат.

— То есть прямо перед нами ведется стройка жилья, которое в сумме стоит сотни миллионов рублей… Так? Так, спрашиваю? Или не так?

Группа ошарашенно кивает. Куда деваться, если стройка перед глазами.

— И так же точно строят по всему городу. Верно? Студенты уже давно поняли, о чем я… Но то, к чему я клоню, очень уж им непривычно, идет вразрез с установившимися мнениями. На лицах — работа мысли: ищут аргументы «против».

— Это все за счет нефти…

— Вы не говорили, за счет чего, вы говорили про нищету. Так нищая мы страна, или нет?

Новый приступ работы мысли…

Как бы придумать еще что-нибудь…

— А зато у нас депопуляция! — Все тот же парень в очках и с оттопыренными ушами.

— Ага! — Разглаживаются лица. — Нас с каждым годом все меньше и меньше. Вымираем!

— А на наше место приходят ваши любимые китайцы! — ликует девица с кукольным, старательно «сделанным» личиком, торжествующе тыкает пальцем на площадь.

Я не спрашиваю, каким образом киргизы под началом хохла вдруг превратились в китайцев. Не уточняю даже, с каких пор они «мои любимые».

Мне страшно. Все оказалось еще глобальнее и страшнее, чем я думал, еще хуже… По лицам студентов ясно видно — они наконец-то доказали сами себе, что привычная картина верна: что Россия — страна если и не нищая, то все равно ее богатство — «неправильное», впрок не пойдет, потому как «страна дураков», все равно все будет плохо и «не так», и родиться в России всем нам ужасно не повезло. Даю повеселиться, проораться…

— Ребята… Вы уже говорили, но давайте еще раз: почему сегодня нет Маши и Тани?

— А их и не будет! В декрет ушли.

Группа с удовольствием рассказывает мне, когда рожать Тане и Маше, какие у них мужья, кого ждут…

— Так-так… Здесь сидят десять молодых женщин… У кого есть дети?

Взметнулись две руки.

— У двоих. Еще две скоро родят. Четверо из двенадцати. При том, что вам всего-то лет по двадцать одному — двадцать два. Это наводит на размышление?

По лицам видно, что наводит, еще как наводит!

— Всего здесь сидит семнадцать человек. Кто из вас — единственный в семье?

Поднялось три руки.

— Кто из семьи с двумя детьми? Поднимаются одиннадцать рук.

— Значит, три человека — из семей, где трое и больше?

— Нас у отца пятеро, — произносит спокойный парень с задней парты (до сих пор он в разговоре не участвовал) и уточняет: — В двух семьях.