Вокруг света №4 (2835) Апрель 2010

Фордовский рабочий превратился в счастливого робота, спародированного Чарли Чаплином в фильме «Новые времена». Примеру Форда последовали другие промышленники: Додж, Крайслер, Паккард, — и город стал превращаться в цветущую метрополию. Рационально расчерченный Вудвортом план стал заполняться рационально спроектированными фабричными зданиями, большинство из которых построил архитектор немецкого происхождения Альберт Кан. Тот самый Кан, который был автором революционной методики конвейерного проектирования и построил в СССР крупнейшие Сталинградский и Челябинский тракторные заводы. По его технологии были возведены более 500 важнейших промышленных объектов первой пятилетки. Если вдуматься в эту цифру, становится ясно, что советская индустриализация напрямую связана с идеологией тейлоризма. Советской цензуре, будь она до конца последовательной, чаплинский фильм, в котором зло высмеивались фордизм и тейлоризм, следовало бы запретить.

Тейлоризм, помноженный на фордизм, привел к неслыханному расцвету американской автомобильной промышленности. В 1960-х годах 9 из 10 автомобилей, проданных в Америке, были сделаны в Детройте и его окрестностях. Когда на рынке появились первые японские машины, ничего кроме смеха они не вызывали — уродливые, маломощные (не то что двухтонный «Форд-Гэлакси» с двигателем 400 л. с.), хотя и очень дешевые. Как же получилось, что сегодня на американских дорогах японские машины составляют большинство? Существует несколько объяснений: а) японская модель бизнеса предполагает длительную лояльность работника своему предприятию, в то время как фордизм видит в работнике придаток к конвейеру; б) во всем виноваты профсоюзы, добившиеся столь высоких зарплат, что американские автомобили перестали быть конкурентоспособными; в) во всем виноваты менеджеры, платившие себе гигантские бонусы. Надо думать, правильны все.

Из книги Владимира Маяковского «Мое открытие Америки» (1925–1926)

В Детройте 20 тысяч русских. В Детройте 80 тысяч евреев. <���…> На завод водят группами, человек по 50. Направление одно, раз навсегда. Впереди фордовец. Идут гуськом, не останавливаясь. <���…> Пошли. Чистота вылизанная. Никто не остановится ни на секунду. Люди в шляпах ходят, посматривая, и делают постоянные отметки в каких-то листках. Очевидно, учет рабочих движений. Ни голосов, ни отдельных погромыхиваний. Только общий серьезный гул. Лица зеленоватые, с черными губами, как на киносъемках. Это от длинных ламп дневного света. За инструментальной, за штамповальной и литейной начинается знаменитая фордовская цепь. Работа движется перед рабочим. Садятся голые шасси, как будто автомобили еще без штанов. <���…> На маленьких низеньких вагонеточках липнут рабочие к бокам. Пройдя через тысячи рук, автомобиль приобретает облик на одном из последних этапов, в авто садится шофер, машина съезжает с цепи и сама выкатывается во двор. Процесс, уже знакомый по кино, — но выходишь всетаки обалделый. <���…> В четыре часа я смотрел у фордовских ворот выходящую смену, — люди валились в трамваи и тут же засыпали, обессилев. В Детройте наибольшее количество разводов. Фордовская система делает рабочих импотентами.

Из книги Ильи Ильфа и Евгения Петрова «Одноэтажная Америка» (1936)

— Сэры, — сказал мистер Адамс, внезапно оживившись, — вы знаете, почему у мистера Форда рабочие завтракают на цементном полу? Это очень, очень интересно, сэры. Мистеру Форду безразлично, как будет завтракать его рабочий. Он знает, что конвейер все равно заставит его сделать свою работу, независимо от того, где он ел — на полу, за столом или даже вовсе ничего не ел. Вот возьмите, например, «Дженерал Электрик». Было бы глупо думать, сэры, что администрация «Дженерал Электрик» любит рабочих больше, чем мистер Форд. Может быть, даже меньше. А между тем у них прекрасные столовые для рабочих. Дело в том, сэры, что у них работают квалифицированные рабочие и с ними надо считаться, они могут уйти на другой завод. Это чисто американская черта, сэры. Не делать ничего лишнего. Не сомневайтесь в том, что мистер Форд считает себя другом рабочих. Но он не истратит на них ни одной лишней копейки. <���…>

В парикмахерской на Мичиган-авеню (улица Детройта. — Прим. ред.), где мы стриглись, один мастер был серб, другой — испанец, третий — словак, а четвертый — еврей, родившийся в Иерусалиме. Обедали мы в польском ресторане, где подавала немка. Человек, у которого мы на улице спросили дорогу, не знал английского языка. Это был грек, недавно прибывший сюда, прямо к черту в пекло, с Пелопоннесского полуострова. У него были скорбные черные глаза философа в изгнании. В кинематографе мы внезапно услышали в темноте громко произнесенную фразу: «Маня, я же тебе говорил, что на этот пикчер не надо было ходить».

Бунт

Генри Форд не любил евреев, о чем не уставал повторять в издаваемом им еженедельнике «Независимый Дирборн». А к черным относился доброжелательно и охотно брал их на работу. В Детройте постепенно возник черный средний класс, который был представлен в конгрессе, судебной палате и прочих учреждениях города и штата. Детройт долгое время считался образцом расовой гармонии. Но внезапно выяснилось, что за фасадом благополучия скопилось много взрывчатого вещества.

Все началось в воскресенье 23 июля 1967 года. Полиция заявилась в бар, нелегально торговавший алкоголем. Подобные заведения еще со времен антиалкогольных кампаний XIX века называли «слепыми свиньями». К удивлению полицейских в этой «слепой свинье» оказалось не два десятка черных, как они предполагали, а примерно в четыре раза больше — люди пришли отпраздновать возвращение двух солдат с вьетнамской войны.

Полицейские забрали всех. Когда арестованных увезли, успевшая собраться толпа начала бить стекла, переворачивать машины и грабить магазины. Беспорядки постепенно охватили весь город, и Детройт запылал. В подавлении бунта участвовала национальная гвардия и федеральные войска. Правда, с войсками вначале возникла заминка. Президент Линдон Джонсон заявил, что пошлет военные подкрепления, только если губернатор Мичигана Джордж Ромни квалифицирует происходящее как восстание. Позже выяснилось, что Джонсон подзабыл конституцию — войска он имел право послать и без «восстания». Нерешительность президента понятна — он, столько сделавший для десегрегации и защиты гражданских прав, никак не ожидал от черных такой «черной» неблагодарности.

Бунт был подавлен через пять дней. Результат: 43 убитых, 467 раненых, 7231 арестованный, 2509 сожженных или разграбленных магазинов, 388 семей без крова, 412 зданий, подлежащих сносу. Общий ущерб — от 40 до 80 миллионов долларов (в сегодняшних ценах — от 250 до 500 миллионов). Но самое главное — бунт значительно ускорил бегство белого населения в пригороды (которое началось еще в 1950-е годы), вызвавшее цепную реакцию: резкое сокращение налоговых поступлений в городскую казну и соответственно урезание всех социальных и градостроительных программ, что, в свою очередь, привело к еще большему оттоку белого населения. Отношение к черному бунту у белых жителей города разное. Одни объявляют черное большинство нецивилизованным и неспособным к самоуправлению сбродом. Характерный пример — песня подпольной городской рок-группы «Рассерженные арийцы»: