Андрей Буровский - Да здравствует «Застой»!

Теневая экономика — это экономика, которой нет по официальным документам. Чтобы выполнить план, практически все руководители создавали запасы нигде не учтенного сырья и занимались разного рода приписками. Зачем? Меньше всего с целью что-то украсть. Поставки нерегулярны и не очень предсказуемы, а план выполнять все равно надо. Продукции можно и не выпустить, сколько требуется, а если скажешь как есть — лишишься премии, а может быть, и работы. Если такое безобразие будет повторяться, можешь и быть выброшенным из номенклатуры.

Поэтому на предприятии на складах лежало 1000 тонн металла, а по документам было 600. Произвели из этого металла 1000 деталей, а написали, что произвели 1200.

Плохо? Безнравственно? Но еще раз повторю — как правило, здесь не было корыстного интереса. Не случайно же советские суды очень четко различали: было ли при хозяйственном преступлении присвоение государственного имущества или было только «нецелевое использование активов» и «нарушение ведения документации». Это и статья была другая, и до суда, как правило, не доходило.

Так вот, о сельском хозяйстве. Когда говорят о 60 кг мяса в год на человека, имеют в виду продукцию официально учтенную. Л ведь была еще продукция:

1) выращенная в колхозах и совхозах, но неучтенная. И никто не знает, сколько именно ее было. Заславская полагает, что в Западной Сибири до 30 % продукции оставалось «в тени». Это уже 85–90 кг мяса на человека, по крайней мере, в этом регионе;

2) выращенная в частном секторе. Учесть ее опять же невозможно, а было ее много и с каждым годом становилось все больше и больше.

Горожане, помогавшие убирать урожай, со смехом рассказывали, например, о гусях, стоявших головами к щели в амбаре. Амбар был государственный, из щели высыпалось зерно, а поедали его частные гуси. Это неучтенные гуси.

Гуси, которых не было, но один из этих гусей окончил свои дни на моем рождественском столе.

А проблему мяса ваш покорный слуга решал просто: во время экспедиции, летом, договаривался с владельцем частной скотины. Приезжал в деревню осенью, «к ноябрьским», то есть к празднованию Великой Октябрьской социалистической революции 7 ноября. К тому времени в Сибири уже лежал снег, были устойчивые холода. Мы с хозяином скотины выпивали по первому стакану и принимались за дело… Последний стакан выпивался после того, как корова была забита, туша разделана, мясо упаковано, деньги уплачены. Это тоже корова, которой не было. Корова, совершенно не учтенная в статистике про «60 килограммов», но эта «неучтенность» нимало не мешала нам есть мясо в течение всей зимы. Теневая корова как часть теневой экономики.

Никак не учитывалась продукция, которую люди выращивали сами для себя. Никита Сергеевич очень стремился в коммунизм и запретил держать скотину и разводить огороды в городах и поселках городского типа. До 1960 года в нашей семье покупали молоко у «частницы», державшей корову в зоне частной застройки Красноярска. Потому и пришлось переходить на чекушки.

Вредный косноязычный Брежнев, мучивший нас длинными речами (кто не хотел, мог и не слушать, между прочим), разрешил заводить садовые участки. Теоретически участки давались предприятиям, и продавать и покупать их было нельзя: продавалась не земля, а садовый домик и инвентарь. Садовый же домик разрешалось строить площадью не больше 25 квадратных метров, в один этаж и неутепленный. Такой, чтобы жить только летом.

Нормы этого садового домостроения нарушались сразу и самым злостным образом. Ставилась печка… Как же в Сибири, даже летом, без печки?! Стены складывались из бруса… Кто мог помешать купить и использовать брус?! А начиная со второй половины 1970-х ставились и домики в два или в полтора этажа, с каминами и картинами на стенах.

Чем дальше, тем больше народ смотрел на садовые участки как на свою собственность и преспокойно покупал и продавал их, при необходимости просто подделывая документы. Первый свой садовый участок я купил, «сделавшись» племянником рабочего железной дороги. А кто проверит и как, племянник я ему или не племянник?! Теневая сделка, в своем роде. В 1980-е и эти ухищрения уже не были особенно нужны.

Главное же, уже с середины 1970-х население весьма успешно снабжало само себя теневыми овощами и такими же теневыми фруктами. А многие разводили на своих участках теневых кроликов и теневых поросят.

Это — нравы Сибири, где холодно и где трудно вырастить что-то, кроме картошки, морковки, капусты. А юг? По всей России к югу от Орла и Курска шумели теневые сады, цвели теневые огороды, благоухали теневые коровники и свинарники.

Колхозники имели смешные пенсии в 12,20 или 26 рублей. Их зарплаты тоже были невелики… В 1981 году я наблюдал на Брянщине колхозы, в которых зарабатывали по 70–80—90 рублей. Но почти всю еду эти люди выращивали сами. Мы, археологи из города, казались им очень богатыми. Сидят в чистых комнатах, занимаются какой-то ерундой, а получают смолоду по 140 рублей! А матерые, взрослые — и по 250! И по 300 рублей в месяц!

Мы пытались объяснять, что нам-то приходится покупать каждую картофелину и каждое яблоко… Понимали не все. Для многих колхозников было совершенно дико, что молодые и здоровые не могут сами картошку посадить, яблоню вырастить. Ленивые они, эти городские, сытые бездельники. И громадные деньги получают черт-те знает за что.

— А молоко?! Для ребенка…

— И что — молоко?! Молодая, вон какая, здоровая, возьми косу и сена накоси…

По-своему, очень логично. А в экспедициях мы ели теневые овощи и мучались животами от теневой черешни и таких же теневых персиков. Сердобольная бабушка пускала нас в свой сад: не разводить персиков она просто физически не могла, духу не было у крестьянки не разводить сада. А вывозить их в город и продавать никаких сил уже не было. Местные же ее персиков не брали — у всех свои есть.

Конечно, совершенно не дело археологу самому резать и разделывать скот. Полное безобразие, что населению предоставляют самому снабжать себя кабачками и морковкой, а правительство устраняется от этого, несмотря ни на какие продовольственные программы. Полный бред — мобилизация людей на «борьбу с урожаем».

Естественно, совершенно не дело вся эта глобальная «неучтенка», когда тонущая в кипени вишневых садов деревня ест, превращает в компоты и варенья, продает и дарит городским родственникам десятки тонн теневых, никак не учтенных и не зафиксированных ни на какой бумаге вишен. Когда целые стада коров и гусей проходят по графе «неучтенные».

Разумеется, все это так. Но я ведь и не восхваляю «застой» как время полной честности и великой законности. Я просто показываю, что:

1) впервые за всю историю России население в «годы застоя» было хорошо накормлено. Сытнее не жили ни «при царе», ни при «Никите-кукурузнике»;