Андрей Буровский - Да здравствует «Застой»!

После дворцовых переворотов и войн с Наполеоном приходит Николай I Павлович. Это была страшная эпоха конца XVIII — начала XIX веков! Но, на счастье вменяемых людей, после каждой пертурбации рано или поздно устанавливается спокойное время без катаклизмов.

Николай I тоже возглавил «новый порядок». До него правила аристократия, он же провозглашает, что его «империей правит 50 тысяч столоначальников». Бюрократия.

Стабилизация политической системы ограничивает тех, кто хотел бы, как в XVIII веке, «попытать случая», путем переворота мгновенно войти в высшую политическую элиту страны. Элита определилась, она не собирается ни уходить от власти, ни пополнять себя кем попало. Авантюристов все меньше, им «не климат», а вот люди работоспособные и умные — в чести, их продвигают и ценят. Что дипломата Корфа, что строителя железных дорог Клейнмихеля, что поэта и писателя Пушкина.

Плохо Чаадаеву — он предлагает новый проект жизни России… При Александре I его бы слушали, в «годы застоя» объявляют сумасшедшим. Плохо Полежаеву — крамольник, с такими теперь не церемонятся. Плохо Герцену — он жаждет политической активности, шумных споров, демонстрации самого себя и своих «гениальных» идей. А его почти и не слушают. Приходится рассердиться на весь мир и уехать в Европу. И опять очень рассердиться, потому что 90 % россиян глубоко плевать, куда уехал, а куда не уехал Герцен. Причем европейцам на него, беднягу, тоже плевать.

После кризиса времен Александра II — подъем Александра III. После криков разного рода «витий», шатаний, сомнений, чуть ли не кануна революции, — опять пошел период созидания. Власть крепко держит вожжи, и бомбистам становится плохо. И бойким публицистам. И салонным трепачам. И земским деятелям, уже метящим в парламентарии…

Хорошо предпринимателям, инженерам, ученым, всем деловым, активным. Всем, у кого на месте голова, а руки растут из нужного места.

После кошмаров революции и Гражданской войны, коллективизации, Второй мировой, шатаний в разного рода кукурузные и целинные утопии — «застой» Брежнева. Как возвращение домой после скитания в пустыне. Как аромат роз после сладкого смрада разложения. Как разумное слово после ушатов политической демагогии.

Власть ясно показала, что ни покушений на нее, ни крамолы она не потерпит. Ни пытаться свергать, ни даже критиковать ее нельзя. Даже покушаться на критику идеологических основ строя — низ-зя! Но многое другое стало можно. Наступило плохое время для кухонных трепачей и распевателей зубоскальских песенок. Им пришлось забиться в свой вмещающий и кормящий ландшафт, на московские кухни, и там забалтывать друг друга до окончательного забвения реальности. Наступило хорошее время для тех, кто доит коров и читает лекции, строит дома и научные школы, закручивает гайки и запускает станки с программным обеспечением.

Неплохое время и для того, кто хочет попивать вино, не особо напрягаясь в этой жизни… Лишь бы не мешал.

Хорошо, когда хорошо академику Амосову и академику Моисееву, колхозникам на Брянщине и водителям барж по Енисею, инженерам на машиностроительном заводе и строителям БАМа.

Хорошо, когда плохо осколкам «ленинской гвардии», а точнее — потомкам этих осколков во втором-третьем поколении, Егору Гайдару и Валерии Новодворской. Если общество отвергает их, а власть преследует — все в порядке; значит, здоровые силы на подъеме.

Когда Боннэр и Новодворскую держат в сумасшедшем доме — значит, власти психически здоровы. Вот когда нечистоплотная эпатажная дура выкрикивает шизофренические лозунги, а ее слушают, когда никто не волочет кретинку поливать темечко холодной водой и вкалывать аминазин — это вызывает опасение за будущее страны.

Жалеть ли, что «застой» исчез навсегда? Не стоит. Но и жалеть, что он был, тоже не стоит. Был «застой» и не хороший, и не плохой. Он просто был — такая историческая эпоха. Интересная эпоха, яркая. Жаль, мы не оценили его вовремя; мы могли бы получить от него больше и могли быть счастливее. Ведь «застой» всегда становится тем временем, из которого окрепший и откормившийся народ может идти в о-очень различных направлениях.

И потому, на мой взгляд, жалеть надо не о «застое», а исключительно о том, КАК он кончился. И чем.

Революционные ситуации возникают, когда власти не решают стоящих перед обществом вопросов. Самой главной проблемой «застоя» была изначальная порочность коммунистической идеи, под которую создавался СССР. Отказаться от нее Брежнев не решился или не хотел. Уже плохо, потому что упертость политической элиты создавала вероятность покинуть «застой» через «перестройку, переходящую в перестрелку».

Даже сохраняя свой ненаглядный социализм, продолжая болтать лозунги про коммунизм (в которые давно никто не верил), власти могли бы пойти по «китайскому» пути — легализовать «теневую» экономику, разрешить кооперативы, частное предпринимательство… Нет, они предпочли страусовую политику: делать вид, что ничего не происходит.

Тем самым «кремлевские старцы» отказались дать обществу нормально развиваться. Жаль, потому что такой поворот событий с неизбежностью укрепил в обществе отрицание существующего строя и острое желание перемен. Он сделал неизбежной революцию.

Революция 1991–1993 годов получилась практически бескровной, как не бывает почти никогда. Господь в неизреченной благости Своей, помиловал нас, несмышленых врагов самим себе.

Революция получилась глупой и бесполезной, как бывает почти всегда.

Дети революции — Гайдар и Новодворская. Ее лидеры — Шеварднадзе и Ельцин. Ее цена — армянские дети, которым азерские боевики раскалывали головки о стены, сотни русских женщин, изнасилованных и убитых в Узбекистане и Таджикистане. Ее последствия — несбывшееся: умершие прежде времени старики, неродившиеся дети, несостоявшиеся судьбы, недопетые песни.

Если война — сестра печали, то революция — жена глупости и мать отчаяния.

О том, что в 1991–1993 годах была революция, можно только жалеть.

А еще надо жалеть о том, что мы, скорее всего, не доживем до нового «застоя».

«Застой» еще будет, но когда? Сколько нам осталось до новой эпохи, когда люди смогут смотреть на закат, а не в налоговые декларации? Любоваться дубовыми листьями в свете фонарей и вечерними тучами, а не очередным политическим фигляром? Слушать ученых и поэтов, а не визгливых кривляк из ток-шоу? Знать имена мыслителей, а не модных блядей?

Осталось тридцать лет? Пятьдесят? Сто?

Если и доживем, это будет уже не наша эпоха. Тем, кому «за сорок», остается только завидовать тем, кто будет жить в новую эпоху Великого Созидания.

Прощай, «застой»! Всю оставшуюся нам жизнь мы будем помнить тебя.