Журнал Современник - Наш Современник 2006 #2

Однако столь честолюбивые цели уже вскоре после начала войны стали расходиться с реальностью. План молниеносного разгрома Франции и захвата Парижа забуксовал и провалился. На Западе началась окопная война. Застыл и Восточный фронт. Кончался 1915 год, а немцы так и не могли продвинуться дальше к границе между Россией и Польшей. Вторжение в Прибалтику и на коренные российские земли не состоялось. Рейх оказался в положении не наступающего, а обороняющегося, который хоть и предпринимал время от времени отдельные дерзкие вылазки, но оставался закованным в стальное кольцо окружения и начал испытывать серьезные экономические трудности. В Берлине понимали, что продолжение такой ситуации рано или поздно приведет Германию к поражению, и лихорадочно искали выход.

В феврале 1915 года германский кронпринц писал великому герцогу Гессенскому (свояку Николая II): “Я считаю, что совершенно необходимо придти к сепаратному миру с Россией. Во-первых, очень глупо, что мы молотим друг друга, в то время как Англия ловит рыбу в мутной воде. И потом, надо ведь вернуть все наши войска сюда, назад, чтобы разделаться с французами… Не сможешь ли ты вступить в связь с Ники и посоветовать ему договориться с нами по-хорошему? Ведь говорят, что Россия сильно нуждается в мире. Только пусть он прогонит этого г…нюка Николая Николаевича (великий князь и командующий российской армией. — Ю. К.)”.

Мысль об избавлении от Восточного фронта была вполне естественной для положения, в котором очутилась Германия, а предлагаемое средство — заключение сепаратного мира — тоже вполне традиционное.

Наверное, выдвини Германия такое предложение, в России оно не осталось бы без откликов. Если разобраться, то Россия в той войне от Германии ничего не хотела — ни Восточной Пруссии, ни немецкой части Польши, ни еще чего-нибудь. К Австрии у нее территориальные претензии были, а еще больше к Турции. Но к самой Германии — никаких! Было в Петербурге и влиятельное прогерманское лобби, был Распутин, было острое желание вовремя закончить войну, которая все более подрывала стабильность Российской империи. В делах с Германией Петербург мог вполне устроить мир на основе статуса-кво.

Однако такая возможность не материализовалась. Все дело было в том, что территориальные претензии — и немалые — были у Германии к России. Состояли они в том, чтобы отломить западную кромку Российской империи, превратив ее в пояс государств — сателлитов Германии, начиная с Финляндии, через Прибалтику, Польшу, Украину и Кавказ. Российское правительство удовлетворить подобные претензии немцев, конечно, не могло, и затевать с ним разговор на эту тему не имело смысла. Поэтому советы кронпринца обратиться “к Ники” были с ходу признаны наивными. Искали путь для реализации планов обкорнать Россию, хоть уже и не имели для этого достаточно военной силы. Тут-то и родилась идея “революционизации” России, то есть план разрушить Россию изнутри, ее собственными руками, а затем воспользоваться плодами ее краха.

Сейчас организация всякого рода “фруктовых” революций, заговоров для свержения законных правительств, подкуп оппозиции под видом защиты гражданских прав и свобод стали обычным явлением в международной жизни. В начале XX века подобные приемы не имели, однако, такого распространения, особенно среди членов клуба великих цивилизованных держав. Конечно, они время от времени вели друг с другом войны в порядке “продолжения своей политики, но уже иными средствами”, как учил Клаузевиц, и договаривались затем о разделе добычи в соответствии с тем соотношением сил, которое складывалось в результате войны. Однако все это происходило как бы в рамках этикета и к тому же с учетом разветвленных родственных связей между самими руководителями крупнейших государств. Из этого общего ряда временами выпадали “английские торгаши”. Но исключение лишь подтверждало общее правило.

Выход на арену германского рейха внес в эту традиционную картину серьезные изменения. Все началось с попыток Бисмарка натравливать итальянских революционеров на короля Виктора-Эммануила, чтобы заставить его вступить в войну с Австрией и облегчить ее разгром Германией в 1866 году. Линия эта была продолжена с еще большим размахом и, надо сказать, с немалым успехом в отношении России в ходе Первой мировой войны. Затем, в годы Второй мировой войны, немецкий генштаб вновь пытался организовать гражданскую войну против СССР с помощью власовской армии. В послевоенные годы этот же прием использовался немецкими наставниками американцев для разложения изнутри стран Варшавского договора и самого Советского Союза.

В декабре 1915 года германский посланник в Копенгагене граф Брокдорфф-Рантцау, которому было суждено сыграть немалую роль в отношениях Германии и России, представил в Берлин обширную памятную записку. В ней он указывал, что положение очень серьезное и что речь идет о дальнейшим существовании рейха. Если Германии не удастся разорвать кольцо Антанты, выбив из него одно из союзных государств, то война на истощение неизбежно закончится гибелью Германии. “Победа, однако, как и ее награда в виде первого места в мире, будет нашей, если удастся вовремя поднять революцию в России и таким образомвзорвать коалицию. Пока царская империя в ее нынешнем составе не будет сотрясена, эта цель будет недостижима. Риск, конечно, велик и успех не обязательно будет гарантирован. Я ни в коем случае не недооцениваю последствия, которые может повлечь этот шаг для нашей внутриполитической жизни. Если мы в состоянии в военном смысле добиться окончательного решения в нашу пользу, то такой вариант, разумеется, был бы предпочтителен. В противном случае, по моему убеждению, нам остается только попробовать это другое решение”.

“Другое решение” немцы стали искать по прошествии всего нескольких месяцев после начала войны. С этой целью ими анализировалась и изучалась деятельность всех оппозиционных партий и группировок России, включая, разумеется, и большевиков. Фамилия “Ленин” появляется в немецких внутренних документах в первый раз 30 ноября 1914 года в связи с арестом группы социал-демократических депутатов Российской Государственной Думы. Докладывая об этом, агент немецкого МИД, некий Кескюла, молодой эстонец немецкого происхождения, сумевший втереться в ряды социал-демократов, сообщил, что арестованные являются сторонниками Ленина. Из Берлина последовали запросы передать дополнительные сведения о Ленине и большевиках. Кескюла прилежно строчил донесения, переводил ленинские статьи об империалистическом характере войны, о необходимости добиваться поражения в ней царизма, о “предательской линии” “меньшевиков-оборонцев”, о том, как важно превратить войну империалистическую в войну гражданскую. На Ленина и большевиков стали обращать все больше внимания.