Максим Калашников - Цунами 2010-х годов

Модернизация может, конечно, дать экономический эффект. Но по большому счету она корежит и уродует страну, порождает опасность ее взрыва изнутри. И еще обрекает модернизированное государство на положение вечно догоняющего.

Развитие же – процесс творчества. Создания своего, опирающегося на традиции твоего народа. На самые сильные его стороны. Развитие означает порождение того, чего нет еще ни у кого в мире. Оно расковывает творческую энергию народа.

Вот что должен понимать политический класс РФ. Но, увы, по большей части уповает именно на модернизацию.

– Значит, главная загвоздка сегодня – в правящей верхушке, в пресловутом «политическом классе»? Значит, нужно его менять, иначе ничего с места не сдвинется?

– Да, выход на цели и проекты развития требует принципиально иной антропологии политического класса. И даже большего: просто иного политического класса.

Развитие в отличие от инерционного существования или даже модернизации не может осуществляться серыми, лишенными энергии и фантазии чиновниками-функционерами. Ведь развитие всегда – системный и цивилизационный сдвиг, невозможный без колоссальной политическо-управленческой энергетики, без общенародного подъема.

Не только инерционные сценарии, но и политика модернизации по существу требуют только лишенных творческого огня функционеров. Да, ради модернизации их лучше набирать из молодежи и «формовать» с чистого листа. Опыт успешной модернизации в Юго-Восточной Азии и Латинской Америке показал, что массированное введение готовых, привозных технологий может происходить без особых затрат. Ведь все строится на изначальном «отрезании» от модернизируемых производств населения старше примерно тридцати лет и интенсивного формирования обслуживающей новые технологии рабочей силы и менеджеров из молодых людей младше тридцати. До следующей модернизации.

Соблазн модернизации не случайно столь силен в российском политическом классе – включая высших чиновников, крупных бизнесменов и профессиональных политиков. Практически все так называемые реформы 1990-х годов были и остаются чистой воды модернизацией, строящейся не на создании собственных новых систем деятельности, не на собственноручно «выращиваемых» новых практиках и науках, а на завозе уже сложившихся технологий и инфраструктур с Запада.

Обратной стороной модернизации в отличие от развития выступает уничтожение и невоспроизводство оригинальных отечественных практик, наук и систем деятельности. В нашем случае – советско-российских. Идет изначальное встраивание в чужое развитие на второстепенных ролях. То есть перед нами – имитация и даже симуляция развития. Или, как это было детально описано и названо в добротных научных монографиях еще 1960-х годов, «зависимое развитие».

Политический класс сегодня стоит перед выбором. С одной стороны, можно и дальше продолжать явную или скрытую модернизацию РФ. То есть закреплять страну в роли не просто сырьевого придатка стран-лидеров современного мира, но и сырьевого придатка со вчерашними технологиями! С другой – делать ставку на развитие страны, которое не может быть «зависимым» или «догоняющим» и всегда по определению является самостоятельным и опережающим.

Но для выведения страны на курс развития значительной части политического класса необходимо перестать быть только функционерами.

– То есть нам нужны не чиновники – живые автоматы (андроиды), а люди творческие. Но ведь в нынешней РФ торжествует именно «человекоподобные биомашины», чиновники-функционеры!

– К сожалению, это так. «Андроидность» даже поощряется. В конце апреля 2006 г. председатель Комитета Госдумы по конституционному законодательству и государственному строительству Владимир Плигин на своем персональном сайте чрезвычайно содержательно и интересно определил необходимые качества нынешней российской элиты:

«Для работы в государственном аппарате необходимы прежде всего именно „андроиды“, а не „творческие люди“… Преимущество „андроида“ состоит в том, что он будет говорить по сути и только по сути, он будет действовать строго в рамках своей функциональности, а значит, действовать эффективно».

В качестве ведущей характеристики «андроида» Владимир Николаевич определяет национальную ориентированность: «Любые свои проекты, любые выступления, идеи, планы – все надо пропускать через призму интереса Российской Федерации. Быть не просто „андроидом“, а „национальноориентированным андроидом“.

Здесь опять, как и в случае с выдвижением национальных проектов, видно страстное желание наладить четкую государственную работу во всеобщих интересах. И это не только понятно, но и не может вызывать каких-либо возражений. Однако это – путь в никуда.

Вряд ли кто-то будет спорить с тем, что чиновники и депутаты должны быть функциональны и исходить в своей работе из общенациональных задач, а не из частных корыстных интересов. Но ведь так и должно быть в норме, изначально! Ставить такие задачи сегодня все равно что расхваливать новый автомобиль только за то, что у него есть четыре колеса, мотор и рулевое управление, которое работает! Любое государство должно иметь чиновников, действующих ради общего блага, а не для личного обогащения. Иначе это – бандиты у власти, а не функционеры. Вряд ли мы на пилигинской концепции построим что-то выдающееся. Точно так же, как и не создадим автомобильного чуда, взяв за основу только принцип «четыре колеса, мотор и руль». Расслабленность и аморфность нынешнего политического класса РФ видна не только из потопа документов и слов, которые вынуждают Президента Российской Федерации изрекать изящные выражения:

«Мы будем сопли жевать здесь годами? Мы уже сколько говорим на эту тему – с 99-го года? Почти ничего не происходит, только одни разговоры».

Реальная субтильность и бездельно-растительная форма существования подавляющего числа ответственных чиновников особенно очевидны при чтении заокеанских первоисточников.

«America is at war» («Америка находится в состоянии войны») – так начинается новая (март 2006 года) Стратегия национальной безопасности США в форме прямого обращения Джорджа Буша к своим соотечественникам: «Му Fellow Americans» («Друзья мои, американцы»).

Вот пример мобилизационной политики, когда в одном буквально слове вытравливается слишком опасная для страны теплохладность высших чиновников и элиты в целом. Можно как угодно относиться к подобным заявлениям, но нельзя отказать администрации Буша в последовательности. После 11 сентября 2001 года руководство США в любом своем действии исходит из того, что оно находится в состоянии войны, в чрезвычайной ситуации. Из этого, разумеется, не следует автоматической эффективности (вспомним хотя бы позорную для США ликвидацию последствий урагана «Катрина» летом 2005-го), но из этого вытекают ясность сознания и его системная направленность на ключевые вопросы.