Михаил Делягин - Империя в прыжке. Китай изнутри...

Идеология решительно отличается от религии и национализма открытостью, готовностью использовать максимальное число потенциальных союзников, умением не отталкивать в объятия конкурентов по формальным признакам никого из них. Возникнув первоначально в социальном качестве, как орудие классового самосознания и классовой борьбы, идеология расширилась до понятия «образа жизни», в целом реализованного в США и не до конца — в советском обществе.

«Образ жизни» как идеология позволяет отторгать лишь тех членов общества, кто действительно несовместим с его целями и ценностями. Обеспечивая наибольшую целостность, идеология позволяет наиболее полно использовать человеческие ресурсы общества.

Одна из фундаментальных причин успешности США — именно их исключительная идеологизированность. Еще в 1837 году начинающий политик А. Линкольн впервые выдвинул тезис о необходимости «политической религии», почитающей Конституцию и законы США как религиозную догму. После гражданской войны, американское общество выработало такую «гражданскую религию», вводящую религиозную жесткость и нормативность в сферу ключевых для выживания общества вопросов его внутренней жизни. Объединяя людей разных вероисповеданий на основе их верности интересам общества, «гражданская религия» стала прототипом современных идеологий.

Попытка восстановления целостности общества, предпринимаемая российским государством, пока контрпродуктивна. После краха коммунистической идеологии и попыток заменить ее неприемлемой для общества идеологией торжествующих спекулянтов, самосознание упало на первичный, национальный уровень. Так как для многонациональной страны это смертельно опасно, государство (если забыть об анекдотических попытках ельцинского периода [238]) инстинктивно попыталось обеспечить общественное единство на более высоком, чем национальный, уровне — на уровне религии.

Да, Россия не только сохранилась в период феодальной раздробленности и татаро-монгольского ига, но и развивалась до создания Петром современной бюрократии именно на религиозной, православной основе. Но путь, который был передовым 600 лет назад, сегодня закрыт: Россия соединяет представителей всех великих религий мира и атеистов. Деление на более чем сотню национальностей менее опасно, чем на несколько конфессий, из-за:

• размытости национального чувства (особенно у русских), сглаженного сохранением основ наднационального советского народа;

• количественного и особенно культурного доминирования русских, хотя и подрываемого рядом этнических экспансий;

• того, что разделение на многие небольшие группы, сдерживающие и уравновешивающие друг друга, меньше грозит целостности, чем разделение на несколько крупных групп.

Идеология, способная объединить страну, в явном виде пока не существует. Попытки выработать ее искусственно потерпели закономерный крах, ибо она может быть рождена лишь самим народом, причем стихийно, в процессе решения объективных исторических задач. Интеллектуалы же способны лишь улавливать уже выношенную и подразумеваемую народными массами идею, выражать ее в наиболее обоснованном, концентрированном и полном виде идеологии и транслировать ее как обратно в общество, так и за его пределы.

В 1996–1998 годах, такая идея не могла родиться: российское общество оставалось еще бесконечно далеко даже от осознания своих проблем. Угроза, созданная США и их сателлитами в Югославии вкупе с крахом 17 августа 1998 года, спровоцированным проамериканскими безграмотными и безответственными либеральными реформаторами, позволили России осознать свою задачу.

Эта задача — выживание в глобальной конкуренции перед лицом агрессии заведомо более сильных США, придавших экономической конкуренции военно-политическое и информационно-психологическое измерения и этим трансформировавшего ее в войну на уничтожение.

А осознание задачи — первый шаг к ее решению, к выработке национальной идеи, которая скрепит уже готовое распасться общество.

Многие косвенные признаки — и, в частности, исторический успех Путина (находящегося у власти уже полтора десятилетия) — позволяют предположить, что не только ключевая идея, но и основы объединяющей и мотивирующей идеологии уже стихийно выработаны обществом.

Ее суть — гармоничное соединение неотъемлемых насущных прав личности (первичных — социальных и вторичных — политических) и необходимости патриотизма как единственно возможного инструмента обеспечения этих прав в условиях внешней конкуренции. Понимание необходимости этих компонент унаследовано от советского общества, которое в целом реализовывало их. Сегодня это идеология выработана на уровне ощущений и понимания и нуждается лишь в артикуляции, являющейся неотъемлемой функцией элиты.

Это жестокая и не всегда удобная идеология, оправдывающая и подразумевающая ограничение ряда личных прав и свобод в критических условиях (в том числе в тех, в которых мы находимся сегодня) ради коллективного выживания. Но мы должны понимать и принимать, что, как бы не изменялись силы, определяющие нашу жизнь, наиболее жестокие ее правила, к сожалению, остаются без изменений.

Силы меняются — право силы остается.

Но в основе всех сил, учитываемых в глобальной конкуренции — и экономической, и военной, и организационной, и технологической, — по-прежнему лежит сила духа. Никто не победит нас, пока мы сами не признаем себя побежденными.

Нас ждут жесточайшие столкновения и глубочайшие трагедии. Из-за слабости и глупости мы будем проигрывать многие сражения.

Но, пока мы сохраняем силу духа, стойкость, веру в себя и доброжелательный конструктивный интерес к окружающему миру, мы сохраняем возможность победить в этой вечной войне за право на существование, в наше время именуемой глобальной конкуренцией.

То, что для слабого и глупого является проблемой, сильному и умному служит возможностью.

Пора умнеть.

Я. М. Бергер. Экономическая стратегия Китая. М.: ИД «Форум», 2009.

Данные рассчитаны на основе обменных курсов национальных валют, которые дают более полное представление о месте стран в глобальной конкуренции, так как, в отличие от паритета покупательной способности, учитывают страновые риски (с точки зрения доминирующего американского капитала, становящегося основой глобального капитала). Поэтому в условиях глобальной конкуренции представляется полностью оправданным переход от сопоставления стран по паритету покупательной способности к их сопоставлению по рыночным обменным курсам валют. Для сохранения сопоставимости отметим, что доля Китая в мировой экономике по паритету покупательной способности выросла за 1980–1990 годы с 2,2 до 3,9 %, а доля Индии — с 2,5 до 3,2 %.