Михаил Делягин - Империя в прыжке. Китай изнутри...

С сугубо экономической точки зрения отсутствие отчаяния всецело и однозначно позитивно: это важный фактор конкурентоспособности, обуславливающий стойкость и упорство и в непосредственном труде, и в управлении, и во всем остальном невообразимом множестве видов человеческой деятельности. Строго говоря, он повышает не только конкурентоспособность, но и жизнеспособность как таковую, помогая не расточать силы на заведомо бесплодные эмоции, а сохранять и концентрировать их для проявления стойкости, выработки и реализации умения как противостоять, так и приспосабливаться к меняющимся обстоятельствам.

А приспособляемость китайцев к самым разным, в том числе и прямо враждебным внешним условиям, умение сохранять свой жизненный уклад и жить по собственным, наиболее удобным для них правилам исключительны: живым свидетельством тому являются китайские общины, интенсивно работающие и процветающие почти во всех странах мира.

Трудолюбие, способность к изнуряющему монотонному труду, организованность и готовность к лишениям, — эти вдохновляющие бизнесменов всего мира черты китайского национального характера также во многом связаны и с отсутствием в нем даже потенциальной способности отчаиваться.

Стойкость и упорство производят порой впечатление простой ограниченности кругозора и неспособности задумываться о будущем: китаец предпочитает не сдаваться здесь и сейчас, а там видно будет… Хотя уже это представляется слишком русской формулировкой: для китайца «там видно будет» несущественно, так как в силу глубочайшего, всеобъемлющего прагматизма никаких «там» и «потом» для его сиюминутного восприятия зачастую попросту не существует.

Разумеется, носитель китайской культуры так же, как и остальные люди, строит планы и прогнозирует будущее, применяясь к своим прогнозам, — однако он совершенно не склонен к беспредметным надеждам и ожиданиям. Если он не может себе представить того, что будет завтра, он не гадает и не мечтает о будущем, а механически переносит на него сегодняшние реалии, тем самым забывая о нем и, перестав отвлекаться на бесплодные размышления, всецело погружаясь в «здесь и сейчас».

При этом руководители китайских корпораций часто, недостаточно хорошо понимая ситуацию (особенно в другой стране, — например, в России) предъявляют своим сотрудникам заведомо неисполнимые требования и ставят перед ними нереальные цели. Однако сотрудники не только обязаны пытаться сделать заведомо невозможное (пока руководство не одумается), но, по наблюдениям авторов этой книги, действительно искренне пытаются сделать это, отнюдь не переживая ситуацию как трагедию (что кажется неизбежным для представителя западных культур).

Погруженность в текущий момент, растворенность в сиюминутности порождает крайние упорство и настойчивость в отстаивании своих непосредственных интересов.

Наиболее наглядно это проявляется во внезапно вспыхивающих и по сей день крестьянских восстаниях, в ходе которых китайцы, отчаявшись защитить свои интересы законным образом, прибегают к демонстрации негодования и неприятия решений власти, а затем и к прямому насилию. При этом они действуют жестко, последовательно и бескомпромиссно. Уровень социальной напряженности в Китае, по некоторым данным, и сейчас оценивается по количеству этих восстаний, числу их участников и их последствиям.

Обычно крестьянские восстания возникают при строительстве новых объектов инфраструктуры, землю под которые выкупают у крестьянских общин (коммун). Естественно, государство старается купить ее подешевле, крестьяне — продать подороже, и представления сторон часто различаются в разы. Если сроки строительства поджимают, времени на убеждение крестьян не остается, — и те понимают, что могут диктовать свои условия, хотя формально последнее слово принадлежит государству.

Существенно и то, что иногда отчуждаемая земля по тем или иным причинам является исключительно значимой для крестьян, и они не хотят расставаться с ней ни за какие деньги, что качественно усугубляет конфликт.

Стойкость и упорство, порождаемые всеобъемлющим и всепроникающим китайским прагматизмом, воспитываются и повседневной культурой поведения. В частности, и сегодня, несмотря на подлинный культ «маленьких императоров» (мальчиков, являющихся единственными детьми в семье), детей с самого раннего возраста приучают добиваться того, что им нужно, самостоятельно, без всякой помощи взрослых.

Не раз и не два в очередях на разного рода выставки и туристические объекты в Китае нам приходилось наблюдать за китайскими детьми, пытающимися пролезть вперед. Если им удавалось это сделать, за ними достаточно быстро подтягивалось все семейство, — мол, это наши дети, мы должны быть с ними. Если же взрослые из других семей (в том числе, возможно, и наученные уже собственным горьким опытом) указывали этим детям на место, те возвращались обратно, но их родители и не пытались защитить их, даже когда их отчитывали излишне жестко.

В России такое демонстративное равнодушие к собственным детям выглядело бы странно, но в Китае является нормой жизни: мол, это твое желание, твое решение, твоя попытка и твой риск: привыкай.

Для владельцев фабрик является нормальным использовать своих сыновей, знающих английский, не только как менеджеров по внешним связям, но и как простых переводчиков и безжалостно «гонять» их на равных с обычными сотрудниками основаниях, — просто для тренировки и воспитания.

Стойкость и упорство китайца, как и все в этой культуре, не демонстрируются публично и далеко не всегда различимы при беглом общении, однако о них следует помнить всегда и избегать ситуаций, когда они могут оказаться направлены на вас.

Строго говоря, китайское мастерство ведения переговоров и достижения компромисса во многом порождено именно тысячелетним желанием всеми силами избежать лобового столкновения и не допустить разрушительного, а часто и саморазрушительного влияния упорства в отстаивании своих неотъемлемых интересов.

Куда бы вы ни шли в современном бизнесе, политике или культурной деятельности, — вы не пройдете мимо Китая: таков его современный масштаб, его влияние на весь остальной мир, — и таковы соблазны, которые он предоставляет.

Это касается далеко не только организации производства, хотя огромное число бизнесменов по всему миру привыкло считать названием этой страны своего рода ключом к своему коммерческому успеху, а перенос в него производств (и даже значительной части разработки новых изделий) — универсальным способом решения своих проблем, своего рода волшебной палочкой или, как минимум, категорическим требованием современной глобальной конкуренции.