Юрий Фельштинский - От красного террора к мафиозному государству: спецслужбы России в борьбе за мировое господство (1917-2036)

Ленину было важнее стоять во главе правительства Камчатской республики, чем уступить власть, пусть даже ради революции в Европе. Но верил ли в Камчатскую советскую республику кто-нибудь, кроме него? Видимо, нет. Во всяком случае, идея отступления до Камчатки (когда Дальний Восток был под угрозой японской оккупации) никого не вдохновляла.

Примерно с 5 марта 1918 года, когда начал свою работу Седьмой съезд РСДРП(б), начинается очевидное восхождение Свердлова, оттеснявшего Ленина от руководства партией и правительством. И когда 18 марта в связи с выходом из советского правительства всех левых эсеров и некоторых левых коммунистов, через день после окончания работы Четвертого съезда Советов, Совнарком рассмотрел вопрос «об общеминистерском кризисе», с сообщением по этому поводу выступил Свердлов, формально членом СНК не являвшийся, но постепенно перенимавший функции Ленина в Совнаркоме.

В марте-апреле Свердлов в основном занят координацией сотрудничества различных политических группировок. В мае — июне он берет на себя всю партийную работу и функции генсека; назначается ЦК содокладчиком Ленина, то есть начинает играть при Ленине роль партийного комиссара. Именно Свердлов зачитывал вместо Ленина на Московской общегородской партийной конференции 13 мая «Тезисы ЦК о современном политическом положении». В протоколе заседания ЦК от 18 мая Свердлов в списке присутствующих стоит на первом месте. Заседание ЦК 19 мая — полный триумф Свердлова. Ему поручают абсолютно все партийные дела, что следовало из протокола ЦК, впервые опубликованного только в апреле 1989 года. Ленину на том заседании дали лишь одно задание, которое трудно назвать ответственным: «провести через Совнарком разрешение т. [Юрию] Стеклову на присутствие там».

Проследить дальнейший рост влияния Свердлова (и падение авторитета Ленина) по протоколам ЦК не представляется возможным, так как протоколы за период с 19 мая по 16 сентября 1918 года не обнаружены. Очевидно, что многочисленные протоколы ЦК того времени «не сохранились» именно потому, что в них в крайне невыгодном для Ленина свете выглядело все с ним происходившее.

По линии Секретариата ЦК (то есть Свердлова) вопреки воле Ленина с мая велась усиленная подрывная антигерманская деятельность в Украине. 3 мая для ослабления военной мощи Германии и подготовки коммунистического переворота в Украине ЦК большевистской партии принял две резолюции о создании украинской компартии. Текстов этих резолюций в протоколе заседания ЦК нет, и не случайно. Одна из резолюций — о выделении Украинской компартии из состава РКП(б) в самостоятельную партию — подлежала публикации. Вторая — говорила о том, что компартия Украины является составной частью РКП(б). Иными словами, публично заявив о независимости украинской компартии, ЦК снял с себя формальную ответственность за подрывную деятельность, к которой готовились большевики в оккупированной немцами Украине. Антигерманские акты могли проводиться теперь фактически открыто, без риска осложнить и без того плохие советско-германские или советско-украинские отношения. Получаемые в связи с этим германские протесты заместитель наркома иностранных дел Георгий Чичерин отклонял на том основании, что большевики России к украинским большевикам отношения не имеют. Вместе с тем в запасе оставалась вторая резолюция, напоминавшая украинским большевикам, что самостоятельной партией они не являются, а подчинены единому ЦК российской компартии.

Летом 1918 года после провала крупномасштабного немецкого наступления на Западном фронте и высадки американских войск во Франции вырисовалась неизбежность поражения Германии в мировой войне. Немецким лидерам стало очевидно, что наступление в глубь России теперь не целесообразно не только с политической, но и с военной точки зрения. Обычно самоуверенный Людендорф в меморандуме статс-секретарю иностранных дел 9 июня указал, что из-за нехватки кадров на Западном фронте командование армией вынуждено еще больше ослабить дивизии на Восточном. «Они достаточно сильны, чтобы выполнять задачи оккупационного порядка, — продолжал Людендорф, — но, если положение на востоке ухудшится, они не справятся с ним»40.

Однако не лучше было и положение Ленина. 25 июня в письме Кюльману Мирбах подвел черту под большевистским периодом правления в России, указав, что «после двухмесячного внимательного наблюдения» уже не может «поставить большевизму благоприятного диагноза. Мы, несомненно, стоим у постели опасно больного человека, состояние которого может иной раз и улучшиться, но который обречен», — писал Мирбах и предложил заполнить «образовавшуюся пустоту» новыми «правительственными органами, которые мы будем держать наготове и которые будут целиком и полностью состоять у нас на службе»41.

Разумеется, происходящее в германском посольстве не осталось незамеченным для советской госбезопасности. В дни, когда Мирбах отсылал в Берлин свои предложения о необходимости изменения германской восточной политики, в ВЧК, возглавляемой левым коммунистом Дзержинским, создали отдел «по наблюдению за охраной посольства и за возможной преступной деятельностью посольства». На должность заведующего этим отделом назначили будущего убийцу германского посла левого эсера Якова Григорьевича Блюмкина, молодого человека 19–20 лет.

Следует отметить, что сотрудники германского посольства давно уже жили в предчувствии неприятных происшествий. 4 июня советник германской миссии в Москве Курт Рицлер в поразительном по своей эмоциональности послании в Берлин в самых черных красках описывал будущее:

За последние две недели положение резко обострилось. На нас надвигается голод, его пытаются задушить террором. Большевистский кулак громит всех подряд. Людей спокойно расстреливают сотнями. Все это само по себе еще не так плохо, но теперь уже не может быть никаких сомнений в том, что материальные ресурсы большевиков на исходе. Запасы горючего для машин иссякают, и даже на латышских солдат, сидящих в грузовиках, больше нельзя полагаться — не говоря уже о рабочих и крестьянах. Большевики страшно нервничают, вероятно, чувствуя приближение конца, и поэтому крысы начинают заблаговременно покидать тонущий корабль. […] Карахан42 засунул оригинал Брестского договора в свой письменный стол. Он собирается захватить его с собой в Америку и там продать, заработав огромные деньги на подписи [германского] императора. […]

Никто не в состоянии предсказать, как они [большевики] встретят свой конец, а их агония может продлиться еще несколько недель. Может быть, они попытаются бежать в Нижний или в Екатеринбург. Может быть, они собираются в отчаянии упиться собственной кровью, а может, они предложат нам убраться, чтобы разорвать Брестский договор (который они называют «передышкой») — их компромисс с типичным империализмом, спасши таким образом в свой смертный миг свое революционное сознание. Поступки этих людей абсолютно непредсказуемы, особенно в состоянии отчаяния. Кроме того, они снова уверовали, что все более обнажающаяся «военная диктатура» в Германии вызывает огромное сопротивление, особенно в результате дальнейшего продвижения на восток, и что это должно привести к революции. Это недавно написал Сокольников, основываясь, очевидно, на сообщениях [советского полпреда в Берлине] Иоффе. […] Прошу извинить меня за это лирическое отступление о состоянии хаоса, который, даже со здешней точки зрения, уже совершенно невыносим43.