Владимир Осипов - Корень нации. Записки русофила

В другой своей работе «О сущности правосознания» Ильин обосновывает утверждение, что «чувство собственного духовного достоинства есть первая и основная АКСИОМА ПРАВОСОЗНАНИЯ» (с. 508). «Уважение к себе как живому духу есть основное условие бытия: акт самоутверждения…» (с. 509). Человек как живой дух обязан блюсти свою честь перед Лицом Божиим, перед лицом своего Государя, перед своим народом и перед самим собою. «…Начало духовного достоинства и чести есть основа НЕ республиканского, а монархического строя» (с. 509). Как отмечают историки Забелин, С.Ф.Платонов, русские цари в Московском государстве искали правды и людей гражданского мужества. Мужественное правдоговорение перед лицом Государя – прямая обязанность монархиста. Активность идейного монархиста центростремительна, лояльна и ответственна. Он ведает, что его государство имеет персональный центр, которому он призван служить не за страх, а за совесть. В то же время активность республиканца отличается центробежным тяготением, он вмешивается во все государственные дела, однако старается сложить с себя ответственность перед избирателями. Ильин так характеризует российских либералов-республиканцев XIX – начала XX в.: «Ни национально-патриотической центростремительности, ни лояльности, ни ответственности у русских республиканцев не оказалось, (с. 521). Им надо было любой ценой оторвать трон от народа и подорвать доверие народа к трону» (с. 521–522). Гибельность и утопичность своих программ, отмечает Ильин, они не понимали. Идее «великой России» они предпочитали анархическую систему малых республик, как Сахаров и Елена Боннэр в конце XX века.

Ильин приводит покаянное мнение одного из кадетских лидеров, Василия Алексеевича Маклакова (1869–1957), который уже в эмиграции был вынужден признать: «О том, что Монархия в России опирается не на одни только штыки, что ее поддерживает громадная часть населения, что Монархия тоже может говорить его именем (т. е. именем народа. – В. О.), что России было нужно вовсе не уничтожение Монархии, а соглашение с ней – об этом наши вожди и не думали» (сноска на с. 523). Увы, признали свои заблуждения единицы, большинство же, повязанное фантазиями и масонскими скрепами, так и ушли в могилу, не покаявшись. Республиканцы чтут федерацию, автономию, вообще малые государственные формы. Ильин итожит: «…Республика есть промежуточная форма или «станция» на пути от монархии к анархии» (с. 524). В России сразу после февральского переворота началась анархия, революционная анархия. Совершенно безнаказанно красные киллеры убивали жандармов и полицейских, свободы печати уже не было, т. к. были запрещены все патриотические русские газеты, были запрещены также и патриотические организации. Добились свободы генералы Алексеев и Рузский, политиканы Гучков, Милюков и Родзянко. А впереди маячила уже неоякобинская диктатура. Ведь все знали логику французской революции. Что же, надеялись своим крикливым авторитетом остановить шквал? Состоится ли когда-нибудь в России посмертный судебный процесс над преступниками Февраля?

Ильин считал, что государство как «многоголовый» совокупный субъект права может строиться по принципу «УЧРЕЖДЕНИЯ» или по принципу «КОРПОРАЦИИ». Жизнь учреждения (больницы, гимназии) строится сверху, а не снизу. И в государстве как учреждении народ получает свой правопорядок и все его блага в порядке опеки, повиновения и воспитания. А вот корпорация строится не сверху, а снизу (клубы, кооперативные общества). В корпорации все основано на голосовании. Принцип корпорации, проведенный последовательно до конца, погасит всякую власть и организацию, государство разложится и начнется анархия. Ильин пишет: «На самом же деле государство в своем здоровом осуществлении всегда совмещает в себе черты учреждения с чертами корпорации: оно строится и сверху, и снизу, и по принципу властной опеки, и по принципу выборного самоуправления. Ибо есть такие государственные дела, в которых необходимо властное распоряжение, и есть такие дела, в которых уместно и полезно самоуправление» (с. 540). Например, ко всем гражданам с незрелым и дефективным правосознанием (дети, несовершеннолетние, душевнобольные, дикари, анормальные, жадные плуты и т. д.) государство всегда останется учреждением. Стремясь к сочетанию учреждения и корпорации, монархист должен учитывать следующие условия:

1) Размеры территории: чем больше территория государства, тем необходимее сильная центральная власть и тем труднее проводить корпоративный строй.

2) Плотность населения… малая плотность может сделать форму учреждения совершенно необходимой.

3) Державные задачи государства: чем грандиознее они, тем меньшему числу граждан они доступны и понятны, тем труднее осуществление корпоративного строя.

4) Хозяйственные задачи страны…

5) Национальный состав страны: чем однороднее он, тем легче народу самоуправляться.

6) Религиозное исповедание народа…

7) Социальный состав страны…

8) Уровень общей культуры и особенно правосознания: чем он ниже, тем необходимее форма учреждения…

9) Уклад народного характера… (с. 542) При меньшем темпераменте народа легче осуществить корпоративный строй, при страстном и темпераментном народном характере предпочтительнее властная опека (с. 542).

Монархическому правосознанию, считает Ильин, присуще тяготение к единению и единству, к интеграции и соответственно к сосредоточению национальной энергии в едином лице. «Этот процесс аккумуляции, т. е. собирания духовных сил в одном, их сосредоточения, усиления, укрепления, «интенсификации» и «потенцирования» (т. е. увеличения духовной, волевой и политической мощи Государя), составляет самую сущность истинной монархии» (с. 543). В этот процесс аккумуляции и укрепления духовных сил в одном вовлекается весь народ. И, наоборот, республиканскому правосознанию, отменяющему и разрушающему это духовно-политическое центрирование, присуще тяготение к коловращению вокруг пустого места. Ибо «всенародноизбранный» президент, взятый из одной и той же когорты послушных серых политиков, не может создать центра для национальной аккумуляции. Отсюда черты дискретности (разъединенности) и атомизма (распыления), присущие республикам.

«Доверие к царю, – постоянно подчеркивает Ильин, – образует первое и основное условие не только прочности монархии, но и просто самого существования ее» (с. 545). В Древнем мире, в Средние века и особенно в старой России имело место учение о двойном составе царского существа: божественном и человеческом. Согласно этому учению, через обряд (у нас через Миропомазание) или без обряда, но в сокровенной глубине царской души утверждается некая «священная глубина, качественно высшая по сравнению с обыкновенными людьми и призванная к тому, чтобы подчинить себе и обычно-человеческое, страстное и грешное, земное сердце царя» (с. 546). А поскольку царь есть особа священная, то его священность становится источником его чрезвычайных полномочий, а также источником чрезвычайных требований, предъявляемых к нему, и источником чрезвычайных обязанностей, на нем лежащих. «Основная обязанность царя: искать и строить в себе праведное и сильное правосознание» (с. 549).