Владимир Осипов - Корень нации. Записки русофила

Через несколько месяцев происходит мое первое задержание в качестве редактора «Веча». 23 мая 1972 г. в 17 часов я шел по Старомонетному переулку. Ко мне подошел милиционер и потребовал документы. Затем приказал влезать в воронок, оказавшийся за моей спиной. Меня отвезли в ближайшее, 2-е отделение УВД. Там без всяких объяснений и без санкции прокурора меня подвергли личному обыску, сняли отпечатки пальцев, несмотря на мой протест и составили протокол о нарушении паспортного режима. Как писала «Хроника»: «Не готовят ли власти В. Осипову, как некогда А.Марченко, уголовное преследование за нарушение секретного «Положения о паспортах», а также статьи 198 УК РСФСР?» Меня продержали в отделении несколько часов. Милиция изъяла все, что было в моем толстом портфеле, оставив только одну книжку, изданную советским издательством. При этом они составили протокол о «незаконном проживании в Москве» и предупредили, что при третьем подобном задержании в Москве я буду посажен на один год в лагерь за нарушение паспортного режима. Не имеет права бывший политзек проживать в коммунистической столице. «Проживать», по милицейским правилам, означает быть обнаруженным утром в московской квартире. Меня застигли не утром и не в квартире, а на улице. Т. е. были попраны даже внутриведомственные милицейские правила, не говоря уже о законе и Конституции. Я написал о случившемся министру внутренних дел Н.А.Щелокову с требованием возвращения отнятого имущества и наказания виновных. Получил, как водится, формальную отписку. Кстати, при этом обыске была изъята моя записка корреспонденту Юнайтед Пресс Интернейшнл Броунингу с кратким протестом против ареста тогда же в мае 1972 г. Дзюбы и других инакомыслящих на Украине. Там еще была такая фраза: «Украина – жемчужина России». Я запомнил реакцию милиционера-украинца на записку. И вдруг спустя почти год ЭТА САМАЯ ЗАПИСКА оказалась в портфеле у Броунинга при пересечении советско-финляндской границы 1 апреля 1973 г.! Т. е. кто-то неизвестный в конце марта 1973 г. подкинул эту записку (находившуюся с 23 мая 1972 г. в руках МВД-КГБ) ему в портфель. Записка-то все равно адресовалась ему, только опоздала на 10 месяцев. Это как в фильме «Место встречи изменить нельзя» Жеглов – Высоцкий подкидывает вору им же украденный кошелек. Кто и при каких обстоятельствах мог подсунуть бумажку корреспонденту в канун его поездки в Финляндию?

После задержания в мае 1972 г. стало сложнее выпускать журнал. Приходилось встречаться со своими помощниками где-нибудь в Абрамцеве или Загорске. 6 июля того же 1972 г. я был схвачен милицией в Москве вторично. Снова обыск. Плюс – двухчасовое содержание в камере (чтоб освежил память). Протокол. Милиция нависла так плотно, что я понял: посадят. Год по уголовной статье оформят, не моргнув глазом. Пришлось совсем воздержаться на время от поездок в Белокаменную. И только когда отпевали в московском храме моего соратника по «площади Маяковского» поэта Юрия Галанскова, погибшего после операции в зоне 4 ноября 1972 года, решил пренебречь угрозами. В следующем, 1973 году снова зачастил в столицу, как и прежде (счет «нарушений» начинается вновь, с нуля). Как жужжание ос, чувствовал постоянное мельтешение ЧК.

Все материалы, связанные с Православной Церковью, ее жизнью и вероучением, печатались только с одобрения отца Димитрия Дудко, ставшего фактически членом редколлегии. Помимо незабвенного архитектора-реставратора М.П. Кудрявцева, его коллеги В.А. Виноградова и их соратников, в журнале сотрудничали отец Варсонофий Хайбулин («Памяти епископа Афанасия Сахарова»), поэт Алексей Марков, писатель Петр Дудочкин, ученый Л.Н.Гумилев. Помогал изданию великий русский художник И.С.Глазунов. На его квартире и с его помощью, в частности, писали мы редакционную статью против оголтелого русофоба А.Н.Яковлева. Леонид Бородин, с которым я успел познакомиться летом 1968 г. в Дубравлаге, едва освободившись по концу своих шести лет, сразу включился в работу, вступил на минное поле. Он стал, по существу, членом редколлегии. Измученный ворохом проблем, в начале января 1974 г. я собирался передать ему бразды правления журналом и имел с ним доверительный разговор (который КГБ, по-видимому, подслушал). И по странному стечению обстоятельств буквально через несколько дней, как он согласился стать редактором, в том же январе 1974 г., его домик в Калужской области, на другом «101-м километре», сгорел среди бела дня. Леонид Иванович едва успел выкинуть кое-какие вещи. Пожар, естественно, выбил его на время из колеи, надо было срочно определяться с бытием. А через два месяца (1 марта 1974 г.) кому-то понадобилось проверять, где поселилась, по какому адресу и чем занимается выехавшая при моей поддержке из далекого Ставропольского края недавно освободившаяся «матерая антисоветчица» политзечка (с двумя сроками за спиной и гласным административным надзором) В.Е.Машкова. Уж не готовит ли террористический акт эта Вера Фигнер? «Проверка» эта Валентине Ефимовне крайне не понравилась, она была вне себя от внезапного «контроля», и возник еще один узел задач. Всю ее жизнь наследники Ягоды мстили ей за громовое скандирование на политическом процессе: «Позор кремлевским бандитам!»

Помимо отца Димитрия и Бородина, в редколлегию входили Светлана Мельникова (с третьего номера) и Анатолий Иванов (Скуратов). Сегодня, в период идейных размежеваний, кажется странным присутствие в одной «партии», в одной команде православного священника и, скажем, открытого оппонента христианству Иванова-Скуратова. Но в те годы представлялось вполне естественным объединение всех русских патриотов против общей опасности. Помнится, отец Димитрий был уверен, что «Толя придет к Христу». Увы, не пришел и по сей день. Даже накатал жуткий опус «Христианская чума».

Спустя четверть века в правозащитной газете «Экспресс-хроника» (№ 8 от 21.02.1998 г.) был опубликован очерк демократа Владимира Прибыловского «Русские язычники. Религиозные предпочтения национал-экстремистов», в котором зарождение так называемого язычества приписывается чуть ли не журналу «Вече». Ранее в газете В.Аксючица «Путь» в 1993 г. были напечатаны воспоминания моей помощницы С.А.Мельниковой, но и она ни о каком язычестве не показывает. Православно-церковный отдел в «Вече», как я уже отметил, вел священник отец Димитрий Дудко. Если бы даже я оказался «плюралистом», терпимости к язычеству не допустил бы он. А.М. Иванов напечатал в журнале «Вече» под псевдонимом свою большую (в нескольких номерах) сугубо историческую работу о славном русском полководце Михаиле Дмитриевиче Скобелеве (1843–1882) и ряд полемических статей. Одна из них мне инкриминировалась – «Суд скорый и неправый», где он защищал легальный патриотический журнал «Молодая гвардия» от нападок одного французского коммуниста. Андроповские чекисты настолько люто ненавидели русское державное направление, что нашли криминал в защите органа ЦК ВЛКСМ от зарубежных «еврокоммунистов». Масонствующие «еврокоммунисты» им оказались милее отечественных державников. Ни в одной из опубликованных в «Вече» статей А.М. Иванова не было и не могло быть даже запаха язычества. Позже, когда я уже пребывал в Мордовии, он написал злополучную «Христианскую чуму», которую я и по сей день не брал в руки, но, разумеется, к любой хуле на Господа нашего Иисуса Христа и Его учению отношусь как к беснованию. Глубоко сожалею, что мой бывший сокурсник по МГУ так рвется в ад. В.Прибыловский утверждает: «Неоязыческое КРЫЛО в круге авторов журнала «Вече» представляли А. Иванов-Скуратов, Николай Богданов и художник Константин Васильев». Не было, господин Прибыловский, никакого «неоязыческого крыла» в «Вече»! Никаких печатных материалов художника К. Васильева я не знаю. В «Вече» он не публиковался. Ни Светлана Мельникова, хорошо его знавшая, ни его друг православный Ан. Кузнецов из Казани ни о каком язычестве выдающегося русского художника К. Васильева не говорили. Николай Богданов печатался у меня (под псевдонимом), но он в то время был настолько усердным православным верующим, что советский режим даже упек его за это в психушку. Мне пришлось хлопотать о его освобождении из больницы, в т. ч. с помощью правозащитных ресурсов. Позже, когда я сидел, Н.Богданов под влиянием Иванова действительно порвал с Верой. Но это произошло ПОЗЖЕ. При «Вече» он был правоверным христианином. Впрочем, в начале перестройки он стал посещать христианские семинары Огородникова и снова, видимо, заколебался…