Михаил Веллер - Поправки к отражениям

Тринадцатое. По спокойном размышлении, можно допустить рецензентом любого главного редактора любого официального издания, сведущего в вопросах цензуры, благонамеренности, печати и литературы. Уж простите, господа — опыт жестокого редактирования в советскую эпоху мы имели огромный — и что? да кто угодно редактором мог быть с дипломом подходящим, и средних способностей ему вполне хватало, чтобы крамолу на дух не подпускать! (Хотя подозревают «номером вторым» конкретно Греча.)

Так что — отвечаю! — идите вы с вашей кражей, плагиатом, доносом и запретом печатать — как можно дальше лесом. Вы еще расскажите, что Ленин был самый человечный человек, а под проклятым царизмом все стонали беспрерывно с перерывами на обед.

Доносчик и агент? Вам какой агент лучше — страховой, по продажам шампуня, по рекламе? Что значит «агент», объясните пожалуйста.

А скажите — являются ли сегодня все телеведущие агентами Президентской администрации? Когда сегодня СМИ пишут, что русских военных в Донбассе нет — эти СМИ агенты? Когда социологическая служба говорит о 86 % народной поддержки Путина, а статистическая служба ежегодно наблюдает цифры роста промышленности — это агенты? Нет, это называются иначе — они придерживаются официальной точки зрения, поддерживают государственный курс. Курс плохой? Это следующий вопрос.

Когда в Советском Союзе любой главный редактор любой паршивой многотиражки был партийной номенклатурой того или иного уровня, и строго следил на проведением в печать единственно верной установки — той, которую Идеологический отдел ЦК КПСС установил — он был агент? Нет, сотрудник КГБ у него в редакции работал, и никто не знал, кто тут стучит. А редактор исполнял свои служебные обязанности.

Редакторы толстых литературных журналов — были агенты? Они тоже ходили под Партией и цензурой. Только поводок чуть-чуть длиннее. Иногда дозволялось партию не хвалить. Иногда дозволялось что-то в государстве чуть-чуть критиковать.

А куда ты в абсолютистском тоталитарном государстве денешься! Или будешь работать по установленным тебе правилам — или не будешь работать здесь вообще.

И что говорили лучшие из советских редакторов и журналистов брежневской эпохи? «Главное — не делать прямых подлостей. Делать хотя бы то хорошее, что можно. Ну, уйду я — на мое место поставят другого, и что, лучше будет? Я могу хоть что-то им там посоветовать, они тоже люди, иногда что-то понимают. На своем месте могу приносить пользу людям, пользу стране хоть какую-то, коли уж устроено все так, как есть».

А что говорят главные редакторы и владельцы СМИ, когда их собирают к Путину не то на совещание, не то на встречу, не то для ознакомления с его точкой зрения? Может, предлагают: «Владимир Владимирович, застрелитесь, пожалуйста»? Может, говорят прямо: «Господин президент, последний срок вашего правления был катастрофическим для страны»? Или хором стонут: «О, все что угодно, только уйдите, уйдите скорее!..»? Сичазз! Слушают почтительно, возражают иногда и очень мягко, стараются подавать советы как все лучше устроить: то есть сотрудничают с властью и в рамках сотрудничества посильно стараются приносить пользу стране и народу. И даже оппозиция — в большинстве старается критиковать конструктивно. И каждый знает: не поедешь по приглашению на встречу — либо тебя как-то выкинут, заставят уйти, либо газету твою задушат и закроют, либо коллектив в ней сменят вместе с курсом издания.

Так в чем вы Булгарина пытаетесь упрекать? Что он делал то же самое, что делали все — сотрудничал с властью? А вы мыслите иной вариант в николаевской России? А антипод его в нашем сознании литературно-историческом — Пушкин великий — не сотрудничал? Нет? Или как при Сов. власти: царя расстреляли, а Пушкин — жертва царизма? Странно еще, что не почетный чекист.

То есть. Что писал Булгарин в III Отделение? Соображения об улучшении положения дел в России. О реформах в образовании, о расширении гласности, о значении религии для русского крестьянства и так далее. Но. При этом. Что характерно. Николай I всю жизнь занимался укреплением властной вертикали. Все регламентировалось и бюрократизировалось. Все поползновения в сторону демократии и конституционности жестко пресекались — это было недопустимо и обсуждению не подлежало.

То есть. Демократизм и конституционность были главные враги и находились под запретом категорическим, они были объявлены полным злом. А абсолютная самодержавная власть — добром. Для России иначе невозможно, вредоносно, это предательство и вредительство, покушение на устои Империи, поползновение на бунт и революцию. Николай пришел к власти — и началом был мятеж в сердце столицы, бунт аристократов и офицеров при поддержке черни, хотели далее уничтожить Августейшее семейство! разболтанность Империи после либерализма Александра и европейского похода армии: начитались Вольтеров и Руссо, насмотрелись Парижей, наставили по кабинетам статуэток Наполеона!

Любая деятельность, любые изменения рассматривались только с точки зрения укрепления абсолютизма и в его рамках. И критика допускалась! — но только с конечной целью укрепления абсолютизма и в его рамках. И с недостатками и пороками можно и должно бороться, с бедностью и воровством — но только с целью укрепления абсолютизма и в его рамках!

Про Пушкина хотите? Про Пушкина мы все знаем. А Александр Сергеевич — образ светлый, воплощение добра в нашей культуре. В том же 1826 сентябре царь поручает ему составить записку «О народном образовании», что Пушкин и пишет. Читайте — она опубликована, в Сети! «Недостаток просвещения и нравственности вовлек многих молодых людей в преступные заблуждения»! Это — о декабристах! Либеральные идеи Европы, воспринятые в походах 1813–14 годов, всему виной, влияние чужеземного идеологизма! (Это — дословно!) Пушкин цитирует манифест Николая: праздность ума всему виной. Больше внимание просвещению, усовершенствовать его — и тогда друзья и братья декабристов поймут, как они были преступно неправы.

Николай остался доволен. А другу Алексею Вульфу Пушкин писал: нельзя же упустить такой случай сделать добро.

Со школы помните? — пушкинский рисунок виселицы с пятью повешенными и рядом слова: «И я бы мог…» Ну так это неполная редакция, это написан второй вариант строчки, неполной, а в первый раз написано: «И я бы мог, как шут…» Пушкиноведы до сих пор спорят, как это понимать.

Братцы мои, да у Пушкина есть так называемый «николаевский цикл» — девять стихотворений, так или иначе посвященные Государю.