Егений Рябцев - Чеченские лабиринты. Устами журналистов. Книга 1

И. Колесник, капитан запаса в той же газете гневно вопрошал:

«Так кто же нелюди? Я русский человек, одно время жил в Грозном. Там у меня оставались родственники, все они пострадали при бомбежках. Знаю хорошо чеченцев — они бывают разные, как и люди всех других национальностей. Но нелюдей среди них встречал очень редко. И повторяю: этих боевиков нелюдями считать не могу. Нелюди прежде всего те, кто развязал войну в Чечне, кто сначала позволил Дудаеву грабить Россию и собственный народ, а потом захотели, чтобы Дудаев с ними делился. А не пожелал тот, — начали войну».

Журналисту Дмитрию Нефедову корреспондент «Комсомолки», заложник Володя Ладный, с горечью поведал о том, что «когда добровольные заложники сели в автобус, власти вынудили подписать бумажки, удивительные по своему цинизму и абсурдности, имевшие целью обезопасить каких-то военных чиновников… Боевики разместились таким образом, чтобы у окна сидел заложник, а рядом с ним его «опекун». На протяжении всего пути люди Басаева пели песни на своем языке, которые сочинял, между прочим, их собственный отрядный бард Мусса. По отношению к заложникам они были настроены доброжелательно — делились едой и вели в целом не как обычные охранники…»

В интервью Ларисы Ионовой заложник, репортер Володя Ладный исповедывался о том, что увидели:

«…У каждого заложника было по боевику. «Моему» — 21 год. Рассказывал, что им по Корану можно четыре жены иметь. Но сам не женат. И уже не женится, потому что газават (газават или джихад, буквально — усердие, рвение) — предписание ислама всем способным носить оружие мусульманам вести священную войну против «неверных», кровно мстить недругам. Во время газавата мусульмане не употребляют спиртное, даже не дотрагиваются до женщин. Они трезвые фанатики. А нас, русских, заметил боевик, больше, поэтому все равно его рано или поздно убьют.

Спрашивал меня:

— А правда, что вы, журналисты, сами сюда дошли? А зачем?

— Ну, работа такая, — говорю.

— Надо же, я бы так не смог.

— Но ты же сам — смертник. Я-то поезжу два дня, а потом, может, вернусь. А вот ты — до конца, до смерти.

— Я воюю за свободу своей страны. У меня выхода нет. Это абсурд любой войны. Она непонятная, неодносложная. Если встречается русский и немец — ведь тоже ничего плохого между ними не происходит? Мы всю дорогу делились и хлебом и водой.

— Ты гость, — пробасил мне.

— А если придется убивать меня?

— Ты заложник, — отвечали мне.

Убить как заложника нормально, и покормить как гостя тоже нормально.

Люди в больнице и те понимали, что это обреченные воины, и многие их даже оправдывали.

Пока я не был там, я не совсем понимал, что делается. Казалось, что просто стадо обколотых ребят, дорвавшихся до оружия, и убивает всех на своем пути. А оказалось: у них железная дисциплина. Ни одного пьяного. Чего не скажешь о наших. Мне показалось: они люди верующие. Только автобус остановился — все выходили и молились. Они верят, что если ты все правильно сделал в этой жизни, если погиб на священной войне — будешь бесконечно хорошо жить там, потом.

А насчет жестокости… Я был в Чечне, видел, как лупит артиллерист — буквально не зная и не ведая куда. Мы им — про нашу больницу, а они — а вы знаете, что у нас три роддома с лица земли стерто?!..»

Радио снова вернулось к заметкам Дмитрия Нефедова о «боевом крещении» заложника Владимира Ладного: «…Долгих 830 километров занял путь в Чечню: днем автобусы сопровождались вертолетами и военными машинами, то тут, то там показывал из придорожной зелени свое тяжелое брюхо БТР, ночью в небе висели оранжевые гирлянды осветительных ракет. Не раз Басаев волновался и говорил: «Вот сейчас будет засада». Шофер покорно вел автобус окольными дорогами, объезжая опасные, по мнению Басаева, участки. Достигнув Хасавюрта, Басаев сделал привал. Здесь чеченцы чувствовали себя уже почти дома. Журналисты не без труда отпросились сбегать на телеграф, передать материалы. Встретившись там у телефона, все сошлись на том, что после Хасавюрта колонну будут уничтожать — дальше тянуть некуда, ведь всем понятно: власти безропотно не отпустят Басаева…

…А тем временем автоколонну с боевиками на площади Хасавюрта встречала как героев огромная масса чеченцев (несмотря на то, что Хасавюрт дагестанский город, в нем более половины жителей — чеченцы). К автобусам несли еду и цветы, этих боевиков, от чьих рук погиб не один десяток человек, обнимали и целовали…

Чуть позже автобусы двинулись дальше. Где-то между Хасавюртом и Зандагом автобусы встретил сам Аслан Масхадов. Да-да, тот самый, который обещал помочь российским властям в поиске Шамиля Басаева.

Так завершилась эта эпопея. Но даже если эта бессмысленная мясорубка остановится, на нашей с вами совести, граждане России, останется смерть тех, кто был убит в Чечне и в Буденновске, кто заплатил своей смертью за мир в стране…»

— К сожалению, это правда. Но что же могу сделать я, обыкновенная женщина? — спросила Наташа.

— Ничего. Принимают ужасные решения то Ельцин, то Дудаев, — оживленно, в тон жене подхватил Игорь. — А мы как всегда в стороне.

И тут же осекся:

— А вот и ответ федералов на наш вопрос… Око за око, как говорится.

Но злодейства не исчезали сами по себе. Диктор передал информацию Александра Евтушенко о том, что «7 июля в поселке Пригородном под Грозным десять головорезов в масках спрыгнули с брони БТРа и ворвались в чеченский дом. Свидетелей дальнейшего не существовало: убита вся семья Махмуда Чопанова, участника Великой Отечественной войны, пули молодчиков настигли старика прямо в кровати. Сына — у входа. Двух внуков 10–12 лет — в углах комнат. Трехлетнюю внучку убили прямо в колыбели, спящую. Я видел эту картину. Зрелище ужасное. Все в крови, все в ранах. Шестым застреленным оказался беженец из селения Зоны. Кто те варвары в камуфляже, зачем им понадобилось убивать целую семью, маленьких детей — пока неизвестно…»

Радио «Свободы» зловеще предрекало: «По мнению известного американского журналиста и политолога Дэвида Рэмника, Ельцин проявил себя как нерадивый президент, когда в самый разгар кризиса с заложниками покинул страну. Сегодня он — уже не тот человек, кто столь точно действовал в августе 1991 года, Россия платит дорогую цену за его оплошности. Ей грозит лишиться Чечни, и нет никаких оснований полагать; что за Чечней не последует ряд других республик…»

— Пришел час вандала в своей звериной силе, — вслух выразился Игорь.

— Я стала б сердцем против тьмы, — грустно солидаризировалась Ната.

Зудело, как комар радио «Канады», мол, «после Буденновской акции Басаев превратился в национального героя Чечни. Его здесь даже называют сегодня не иначе, как «Имам Шамиль Второй». Сепаратистски настроенные чеченцы видели в действиях Басаева пример единственно верного подхода в отношениях с Москвой. Шамиль в их глазах сейчас затмил даже самого Дудаева.