Ева Меркачёва - Тесак, Фургал и другие. «Странные» смерти, дела и быт в российских тюрьмах

— Конечно. Не жалеете, что задумали тот роковой побег?

— Я жалею о том, что вообще когда-то попал в тюрьму. В первый раз это было в 25 лет, уже не ребенок был, надо было тогда соображать, а все разговоры про «попал в плохую компанию» — это ерунда, и я не скажу, что это было случайно. Но что толку от этих сожалений?

А побег — это был поступок отчаянный. Я понимал, что срок мне дадут огромный. Приговора не было, но все было ясно. Не хотел всю молодость в тюрьме просидеть. Мы задумали просто побег, без крови, без насилия. И точно вам скажу — никто не хотел брать заложников.

— У вас должны быть наверняка уникальные лидерские способности, особая харизма, раз за вами пошли заключенные?

— Посмотрите на меня! Есть во мне харизма? Я думаю, что нет. Родители у меня самые простые ленинградцы. Отец токарь, мама в университете работала. А то, что я организатор, — это преувеличение. Решение о побеге было коллективным, мне просто выпало кое-какими действиями руководить. Заключенные мне доверяли, это да. Кого-то я знал еще по воле, с остальными просто приятельствовал.

— Побег почему не получился? Потому что не смогли открыть люк на смотровую вышку?

Справка: По плану Перепелкина группа беглецов должна была во время вывода на прогулку напасть на конвоира, отобрать ключи, попасть на смотровую вышку, а уже оттуда на крышу.

— Из-за ерунды не получился. Ключи сотрудник по случайности унес с собой после смены, за что ему потом вынесли, служебное несоответствие. Это все есть в материалах дела. Если бы не забрал ключи домой, они были бы у нас, и все получилось бы. Но повторюсь, это был чистый побег, никто не собирался никого захватывать.

— Правда, что заложников вы захватили благодаря гранатам, которые вы сделали из хлеба и покрасили зеленой краской?

— Почему из хлеба? Ерунда. Был только один муляж гранаты, а остальные нормальные ТМ-57. Взрывчатка у нас с собой была настоящая. Я ж в «Крестах» тогда оказался именно за огнестрельное оружие, по 218-й статье УК РСФСР («Незаконное ношение, хранение, приобретение, изготовление или сбыт оружия, боевых припасов или взрывчатых веществ». — Авт.)

— А как же в Кресты взрывчатку пронесли?!

— Лучше скажите, что в «Кресты» тогда было нельзя пронести? Столько было случаев, когда пистолеты проносили. Помните Червонца? Первый случай его попытки побега был до меня, второй уже при мне. Один раз ему пистолет женщина-следователь пронесла, а другой — сотрудник изолятора.

Справка: Сергей Мадуев, по кличке Червонец, был самым известным советским налетчиком. Его также называли «последний бандит СССР». Первая попытка побега из «Крестов» им была совершена в марте 1991 года, пистолет ему пронесла следователь прокуратуры Наталья Воронцова (на основе истории их любви снят известный фильм «Тюремный романс» с Абдуловым и Нееловой).

— Вы с Червонцем сидели одновременно?

— Когда он вторую попытку побега предпринял — да. Мы тогда оба уже были под расстрелом.

— Правда, что вы напились, пока вели переговоры по освобождению?

— Напились? В кабинете оперативника мы нашли одну бутылку коньяка. Но разве это серьезно — на семь здоровых мужиков? Не были мы пьяными. Это все попытки выставить нас в неприглядном свете.

— А зачем вы просили, чтобы к стенам «Крестов» приехал на переговоры с вами журналист Невзоров?

— Нет, не просил я. Хотите правду? Вы же не напечатаете.

— Напечатаем.

— История не очень красивая. Невзоров приехал снимать репортаж. И он спросил у нас: двери закрыты так, что их не открыть? Я ответил: мы не можем никак открыть, болты железные вбиты и их невозможно вытащить. Он снова спрашивает: то есть вы со своей стороны дверь никак не откроете? Я опять отвечаю: это невозможно. Он в третий раз спросил. Я поразился тому, что он такой непонятливый. А после третьего ответа он обратился к своему оператору. Типа «Саш, снимай! Я предлагаю поменять заложников на меня!» То есть он потому это предложил, что точно знал — двери не открыть. История была именно такая. Готов в глаза Невзорову ее рассказать.

— Спустя столько лет сожалеете, что убили сотрудника? Читала, что вы ударили его заточкой много раз и это от злости и ненависти из-за того, что штурм начинается и побег не удался.

— Вы думаете, это я убил? Не думаю, что из-за ненависти, вместо 10 лет, которые мне светили, я хотел заработать смертную казнь. А вы не задавались вопросом: почему нигде не было фото погибшего? В материалах уголовного дела их тоже не было, на суде их не представляли. Если бы такие снимки обнародовали, то всем стало бы понятна причина смерти. Спросите у моего сокамерника Павла Шувалова, как все было. В тот день он, будучи милиционером, дежурил в 200 метрах от входа в Кресты. Те, кто штурмовал нас, рассказывали ему, как все было.

— Получается, что вы с Шуваловым в одной камере? Тогда, в роковой для вас день, были рядом, не зная друг о друге, а сейчас вообще вместе! Это же почти мистика!

— Родственные души. (Усмехается.) Вы расспросите его про тот день. Кстати, никакой он не маньяк, по-моему.

— Почему вы не пытались доказать, что не убивали сотрудника?

— Все равно никому ничего не объяснишь. Никто не услышит.

— Если бы тот побег удался, то как могла бы сложиться ваша жизнь?

— Думаю, ничего бы хорошего не случилось. У меня был, конечно, план, куда бежать, где прятаться. Но долго так, наверное, не могло бы продолжаться. Я никуда не пишу, никаких прошений. Я даже о помиловании не просил, когда четыре года под смертной казнью был. Но вот помиловали, и слава Богу. В 1999 году приехал сюда. Первые ощущения — ничего хорошего. Какие могут быть ощущения, когда ты понимаешь, что не на пять лет и не на десять, а на всю жизнь? Ровно двадцать лет я уже тут. Сказать, что легко, я бы постеснялся. Но сказать, что совсем невыносимо, тоже не могу. Живу, да и живу. У меня есть дочь — в Канаде живет. Есть внуки. Может, ради этого и стоит жить?

Тюрьма, застава и кладбище — три главных достопримечательности Владимира, которые к тому же появились примерно в одно и то же время и за два с половиной столетия почти сроднились. Когда-то город был настолько мал, что местные жители шутили: начинается тюрьмой, а заканчивается кладбищем. Для тех, кто не знает, поясню всю иронию — они примыкают друг к другу вплотную.

Так что зайти во «Владимирский централ» мы решили со стороны старинного Князь-Владимирского кладбища. И встретили нас не строгие надзиратели, гремящие железными ключами, а вереница могил (в одной из них похоронена мать Ворошилова), часть которых без крестов и надгробий.