Игорь Симбирцев - Первая спецслужба России. Тайная канцелярия Петра I и ее преемники. 1718–1825

Иностранные дипломаты потрясены, но продолжают профессионально улыбаться императрице, за два года успевшей оказаться ответственной за два цареубийства. В донесении от 24 июля 1764 года Беранже пишет: «Подозревают, что императрица задумала это убийство и приказала его исполнить!..» В свою очередь, граф Заккен, посол Саксонии, в тот же день докладывает своему правительству: «В народе полагают, что эта пьеса разыграна, чтобы, сохранив приличие, отделаться от князя Ивана» [15] Труайя А. Екатерина Великая. М., 2004. С. 220–221. .

Есть в истории стойкая версия, хотя документально и не подтвержденная, что Екатерина II приезжала в Шлиссельбург и беседовала с «вечным арестантом» до его смерти и что она осталась очень недовольна увиденным. Поскольку арестант оставался в своем уме, хотя и был крайне взвинчен и страдал нервным расстройством, а главное — вопреки запрету кто-то рассказал ему о его царском статусе и правах на престол, да еще и обучил грамоте. Екатерина якобы собиралась вместо вечного каменного мешка Шлиссельбурга отправить Ивана Антоновича в монастырь под именем монаха Герасия, но после увиденного передумала: охране подтвержден еще елизаветинский приказ: «Арестанта никому в руки живым не давать, а в случае попытки отбить — немедленно умертвить» — этот приказ и привел в ночь на 5 июля 1764 года к кровавой развязке.

В целом все действия Тайной канцелярии при Елизавете по все большей изоляции свергнутого царя-младенца и последующем помещении его без имени в шлиссельбургскую одиночку — это следствие европеизации тайного сыска Российской империи. Такая практика безымянных «железных масок», получившая бессмертие после романов Дюма на эту тему, пришла в Россию из французских и английских краев, до того свергнутого маленького императора в азиатско-турецком духе непременно бы убили явно или тайно. Возможно, увидев в двадцатилетием арестанте вечную угрозу своей власти, не устраняемую даже монашеским постригом, Екатерина проклинала «европейские тенденции» Елизаветы и ее запрет на смертные казни, решив опять прибегнуть к азиатской модели выкорчевывания династической оппозиции: к методу тайных ликвидаций от чашки отравленного кофе до организации подставного мятежа со «случайным» убийством претендента в ходе его подавления.

В этой версии многое выглядит логично. Возможно, идея такого мини-бунта в Шлиссельбурге с ликвидацией Ивана Антоновича возникла именно после этого тайного посещения вечного арестанта Екатериной. Тем более что именно в эти годы, в начале 60-х годов, по России ширятся слухи о том, что кто-то уже тайно присягнул заточенному в Шлиссельбурге бывшему императору и даже ездит к нему на поклон по ночам, что у заговорщиков уже готовы верные войска для штурма крепости и освобождения законного царя. В октябре 1762 года уже арестованы первые гвардейские офицеры, Хрущев и три брата Гурьевы, недовольные воцарением Екатерины через труп мужа и готовившие план освобождения Ивана Антоновича из крепости с началом одновременного армейского путча. В то же время Тайная канцелярия отмечает активизацию иностранных дипломатов-разведчиков в поисках сторонников воцарения спрятанного в каземат императора Ивана. Всего несколько месяцев спустя после воцарения в России Екатерины французский король Людовик XV и глава его «секретной дипломатии» маркиз Шуазель дают своему послу в России барону де Бретелю задание: «Разузнать, какова судьба князя Ивана. Тот факт, что он жив, очень важен. Нельзя ли осторожно и умело установить с ним связь. Полагаем, что у него есть сторонники», — об этих действиях иностранных разведчиков (а Франция для екатерининской России наравне с Турцией главный и непримиримый враг) скоро узнают в Тайной и докладывают о них царице.

В эти же годы, в 1763 — 1764-м, в Тайную канцелярию к Шешковскому все чаще попадают болтуны, говорящие о скорой высылке «немки» назад в германские земли и об «утверждении на престоле неповинного царя Ивана Антоновича». Фигура свергнутого и запертого в крепость молодого императора, как водится в таких случаях, обрастает все новыми мифическими подробностями: он уже «несчастный Иванушка», добрый царь в укор жестокой немке из Цербста, да и вообще обещал всем волю и страдает за простой народ и так далее по нарастающей. К реальному «арестанту № 1» Шлиссельбурга, юноше с невнятной уже речью и потихоньку угасающим в каземате разумом, все это имеет мало отношения, но таковы законы народной молвы. Если принять на веру уже недоказуемое за толщей лет утверждение, что власть и ее сыск сами организовали несерьезное выступление Мировича для ликвидации Ивана Антоновича, то либо сам план этой операции возник из этих народных слухов, либо сами эти слухи умышленно множили для оправдания затем легенды о бунте Мировича.

Хотя при более детальном рассмотрении нельзя не признать: заточенную на много лет в Шлиссельбургский каземат «русскую железную маску» в лице Ивана Антоновича можно было спокойно и тайно от общества ликвидировать множеством менее шумных способов, чем организация подставного мятежа и громкого процесса поручика Мировича. Мятеж же действительно носил уж очень странный и спонтанный характер, имел смехотворно мизерные шансы увенчаться успехом даже в случае заполучения Мировичем молодого царственного узника в свое распоряжение живым. Служивший со своей ротой Семеновского полка во внешнем карауле Шлиссельбургской крепости, Мирович должен был знать о приказе внутренней охране о немедленном убийстве знатного узника в случае мятежа в крепости. Когда подбитые его приказом и воплями «За царя Ивана!» солдаты тащили пушку для взятия внутренней цитатели, бывший император был уже заколот его охранниками, они даже для предотвращения дальнейшего кровопролития сами открыли двери и показали Мировичу труп Ивана. Но в российской истории это не первое такое безумное начинание недалеких людей, повиновавшихся нахлынувшему порыву, обиде на власть или иллюзии скорого успеха. Кое-кто из экспертов высказывает вполне разумное объяснение: Мирович был психически нездоров. И в это верится никак не меньше, чем в коварный и изощренный заговор для ликвидации почти всеми забытого Ивана Антоновича, и без того находившегося в полном распоряжении власти для любого решения его судьбы на протяжении многих лет. Мне же лично кажется, что именно видимая безумность затеи Мировича и неадекватность его поведения от дня обреченного мятежа в Шлиссельбургской крепости до странных улыбок на эшафоте, не позволила позднее советским идеологам и его записать по примеру Радищева в борцы с царской тиранией, в предтечи декабристов, хотя действовал он вполне в декабристском духе, включая умышленный обман солдат в своих политических целях.