Хедрик Смит - Русские

Самым нашумевшим во время моего пребывания в Москве было дело, связанное с Екатериной Фурцевой, министром культуры, которая в свое время была любимицей Хрущева. Во времена Хрущева она стала единственной за всю советскую историю женщиной-членом Политбюро, известного тогда под названием «Президиум». Рассказывали, что в течение ряда лет после падения Хрущева от Фурцевой пытались избавиться как от ставленницы Хрущева. Но эта энергичная женщина, умеющая и выпить, и пустить матерком, то жестко, то ослабляя узду управляющая делами культуры, мертвой хваткой вцепилась в свое министерство. Однако весной 1974 г. начали просачиваться слухи о том, что дела у нее пошли хуже и что вскоре она лишится своего, автоматически сохранявшегося за ней долгое время, места в Верховном Совете, а возможно, и министерского поста. Предлогом послужил скандал по поводу дорогой дачи (стоимостью около 120 тыс. рублей — 160 тыс. долларов), которую она построила для своей взрослой дочери Светланы в привилегированной дачной местности. У госпожи Фурцевой и ее мужа, заместителя министра иностранных дел Николая Фирюбина, уже были две дачи — одна в Подмосковье, другая на Черном море. Скандал, разразившийся сначала в московском строительном тресте, силами которого строилась новая дача, а позднее в партийных кругах, был вызван не тем, что это была третья дача, а тем, что Фурцева приобретала строительные материалы по сниженным оптовым ценам и строила дачу открыто на имя дочери. Это, по мнению некоторых партийных работников, было уж слишком беззастенчивой попыткой передать следующему поколению привилегии власть имущих. По слышанной мной версии, директор строительного треста согласился на продажу строительных материалов по сниженным ценам потому, что чувствовал себя обязанным госпоже Фурцевой за крупную государственную премию, которую он получил в период, когда эта дама возглавляла московскую партийную организацию (в середине 50-х годов). Когда сплетни распространились, партийное руководство решило, как говорили, что Фурцева должна заплатить полную стоимость дачи, вернув государству около 60 тыс. рублей (около 80 тыс. долларов), и требуемая сумма была через пару дней внесена; уже одно это является свидетельством того, какие значительные богатства накоплены некоторыми ответственными советскими работниками. Однако, несмотря на то, что деньги были внесены, настойчиво продолжали циркулировать слухи, что госпожа Фурцева будет снята со своего министерского поста. Когда же сведения об этом скандале проникли в иностранную прессу, Фурцева, как говорили, дважды ходила к Брежневу просить о сохранении за ней ее поста, по крайней мере до момента официального объявления нового состава Совета Министров в июне 1974 г. Как и предсказывали, госпожа Фурцева лишилась своего места в Верховном Совете. Однако ее обращения к Брежневу и скандальная огласка, какую получило дело за границей, очевидно, побудили Кремль оставить Фурцеву на должности министра культуры вместо того, чтобы, сместив ее, открыто признать справедливость распространившихся слухов. Фурцева занимала этот пост до самой своей смерти 25 октября 1974 г.

За исключением таких из ряда вон выходящих случаев злоупотребления официальным положением, только незначительная часть операций советской контрэкономики была бы сочтена на Западе преступной. Конечно, в Советском Союзе есть растратчики, шайки, занимающиеся кражей автомобилей, проститутки, торговцы наркотиками, вооруженные грабители банков, а время от времени объявляется и банда вымогателей, выдающих себя за милиционеров, одетых в форму, снабженных наручниками и документами, с помощью которых они шантажируют свои невинные жертвы, т. е. правонарушители, которых в любой стране сочли бы преступниками. Но большая часть деятельности советского черного рынка не была бы незаконной, если бы советская коммунистическая доктрина допустила существование небольшого частного торгового сектора, такого, например, типа, какой законно существует при венгерской, польской или восточногерманской разновидностях коммунизма. В большинстве левых операций, как осмелилась намекнуть в рискованном газетном комментарии «Комсомольская правда» в октябре 1974 г., виновата система, так как она не в состоянии удовлетворить основные потребности населения.

Редко, чрезвычайно редко, появляются свидетельства о том, что кто-то из партийной иерархии играет в легализацию того или иного аспекта широкоразвитого частного предпринимательства. В марте 1971 г. в отчетном докладе на 24 съезде партии Брежнев сказал, что необходимо подумать о создании таких условий, которые позволили бы некоторым людям «дома, индивидуальным образом, или организуясь в кооперативы, браться за какие-нибудь работы в области обслуживания». Шестнадцать месяцев спустя в статье, опубликованной в «Литературной газете», высказывалось предположение, что Россия могла бы по примеру Восточной Германии, Венгрии и Польши предоставить частным лицам «некоторую свободу действий в сфере обслуживания». Автор имел в виду маленькие магазинчики, кафе, парикмахерские, маленькие рестораны и ремонтные мастерские. Но из этой идеи ничего не вышло. Так и осталась эта деятельность в России противозаконной.

Как ни странно, несмотря на все нападки на коррупцию, складывается впечатление, что власти испытывают противоречивые чувства по отношению к контрэкономике. Казалось бы, любая система, придающая большое значение централизации управления, неизбежно должна предавать анафеме деятельность, осуществляемую независимо от государственных планов и правил. Власти испытывают настоящую тревогу по поводу огромных потерь государственной собственности и рабочего времени, в течение которого люди явно пренебрегают своими служебными обязанностями, чтобы выполнять в свои рабочие часы недозволенную работу по совместительству. Партия глубоко обеспокоена моральным разложением и цинизмом, порожденными повсеместно распространяющейся коррупцией. Но режим стоит перед сложной дилеммой. Как заметил один русский (и такое мнение повторяют многие): «В советской розничной торговле все до единого воры, но всех их посадить в тюрьму невозможно». Прагматическая политика властей заключается в том, чтобы поймать, разоблачить и наказать самых крупных деятелей подпольного мира (пока они еще не поставили партию в затруднительное положение), а в отношении миллионов мелких дельцов ограничиться лишь мерами, затрудняющими их деятельность. Как предположил один экономист, власти некоторым образом вынуждены терпеть частную торговлю «маленьких людей» как неизбежную отдушину для неудовлетворенных потребителей и как способ отвлечения их от любых более серьезных форм протеста против системы. Партия знает, рассуждал этот человек, что люди, которые гоняются за левыми товарами, не думают о реформах. Более того, пока народ относится к контрэкономике как к желательному и необходимому явлению, мало надежды на поддержку масс в борьбе за строгое соблюдение законов.