Хедрик Смит - Русские

Я с радостью убедился в том, что русские сохранили все безрассудно-неправдоподобные черты героев Достоевского. Я был подготовлен к тому, чтобы услышать от многочисленных диссидентов, прошедших допросы в КГБ, проклятья своим следователям, но никогда не думал, что одновременно некоторые из этих людей расскажут мне о вежливости следователей, о том, что с годами между преследуемыми и преследователями иногда устанавливаются личные отношения. Меня, в частности, поразил рассказ поэта Иосифа Бродского, впоследствии уехавшего из Советского Союза, о том, что его собеседник из КГБ, считавший и себя писателем, когда бы они ни встречались, показывал Бродскому свои рукописи, интересуясь его мнением и прося совета.

Такие отношения вряд ли можно считать типичными; ведь контакты с политической полицией в любой стране по своей сути основаны на неравенстве и запугивании. Мне рассказывали о случаях садизма, о подлой мстительности, но я знал и таких советских граждан (особенно среди тех, кто прошел трудовые лагеря и кого нелегко было запугать), которые шутливо называли агентов КГБ «мой кагэбешник», как будто говоря о своей собственности.

Члены одной еврейской семьи, которых во время визита президента Никсона в Москву в 1974 г. посадили под строгий домашний арест, чтобы помешать им участвовать в какой-либо демонстрации или опубликовать заявление, рассказали мне, что охранники бегали для них в магазин за продуктами. Они со смехом вспоминали, как позднее, увидев «нашего парня» в каком-то продовольственном магазине, они кивнули ему поверх мешков с сахаром как знакомому.

Одна из причин того, что картина советской жизни столь обманчива, заключается в великом умении русских держаться тише воды, ниже травы и принимать защитную окраску, когда они хотят остаться незамеченными или достичь цели, которой можно добиться только тайком. Это помогло сохранить некоторые важнейшие элементы русской культуры и интеллектуальной жизни. Например, во время преследования генетиков при Сталине и Хрущеве некоторым биологам удалось найти прибежище в институтах физики и химии. Вдали от любопытных глаз они спасли свою науку, прикрывая свои истинные исследования какими-то экспериментами, проводимыми для отвода глаз в других областях, и ставя опыты у себя на кухне, как рассказал мне один ученый. Тайное существование вела и «буржуазная лженаука» кибернетика в период ее опалы.

Когда западная музыка в стиле «рок» и джазовая музыка были публично осуждены в советской печати тупыми блюстителями коммунистической морали, некоторые советские музыканты тайком организовали группы «рока» и играли «запрещенную музыку». Каким-то образом в центре Москвы удалось открыть студию футуристической электронной музыки; в этой студии создавались великолепные композиции из самого современного западного «рока» или «космической» электронной музыки и экспрессивного современного танца, сопровождающиеся пульсирующим светом и лучами, подобными лазерным. Это искусство, возникшее самым странным образом и существующее на основе достижений радиоэлектроники, которым в СССР придают огромное значение, далеко выходит за рамки дозволенного властями. Мне даже рассказали, что некоторым представителям власти об этом известно и что они готовы утверждать, будто никакой студии не существует, — до тех пор, пока это явление не привлечет к себе внимания, не «вызовет скандала», как это называется у русских.

Специалисты-электроники и любители музыки, которые привели меня в студию и организовали сногсшибательное исполнение этих свето-звукотанцевальных композиций, попросили меня тогда не писать об этом в газете, так как предание этого дела гласности именно в то время могло поставить под угрозу ненадежное полуофициальное покровительство, которым пользовалась студия. Меня просили соблюдать такую же осторожность, когда привели на концерт настоящей «рок»-музыки. «До тех пор, пока власти хоть в какой-то мере терпят такие вещи, — предупредил меня один музыкант-джазист, — наше существование зависит от того, насколько мало о нас знают. Такова наша жизнь. Самое интересное происходит в частных домах, куда не попасть постороннему — не только Вам, иностранцу, но и русскому. Я знаю, вам это кажется безумием, но для нас это — самое обычное дело». Иностранцам разузнать о подобных вещах, действительно, невероятно трудно. Власти воздвигли бесчисленные препятствия, чтобы помешать нормальным, открытым и удобным контактам между советскими людьми и иностранцами. Те, кто приезжает в Россию ненадолго, обычно входят в состав делегаций или туристских групп. На официальные встречи и в места отдыха они отправляются в сопровождении гидов и переводчиков, которые «пасут» их с утра до ночи. Хотя, приехав в Россию, я был заранее настроен скептически к подобным разговорам, один из переводчиков Интуриста рассказал мне, что гиды обязаны сообщать тайной полиции об иностранцах, отстающих от группы, говорящих по-русски или имеющих друзей либо родственников, с которыми они пытаются встретиться. Он даже показал мне тайную комнату в здании гостиницы «Интурист» и описал заднюю комнату на самом верхнем этаже гостиницы «Метрополь», где офицеры КГБ принимают у гидов отчеты. «Некоторые гиды «добросовестны» в этом отношении, другие не слишком надрываются, — сказал он. — Но это входит в обязанности каждого из них. Если вы этого не делаете, вас через некоторое время вызывают и спрашивают, в чем дело».

Тот же, кто приезжает в Россию надолго, оказывается как бы внутри некоего ограждения. Помнится, когда мы впервые летели в Москву, и наш самолет австрийской авиакомпании шел уже на посадку, Энн внезапно почувствовала прилив свободолюбия. При виде домиков в западных окрестностях столицы она воскликнула: «Смотри, коттеджи. Может, мы могли бы жить за городом, в коттедже, а не в квартире для иностранцев!» Но нам не дано было выбирать. Дома, которые она увидела, были крестьянскими избами или загородными дачами советской элиты. Нам, как почти всем дипломатам, бизнесменам и журналистам, работающим в Москве, просто-напросто предоставили квартиру в многоквартирном доме — одном из полдюжины разбросанных по городу гетто для иностранцев, приехавших на длительный срок. Мы не смогли даже выбрать себе квартиру, а о том, чтобы жить, где нам хотелось, то есть за городом, среди русских, не могло быть и речи. Вокруг нашей иностранной колонии был устроен « санитарный» кордон. Двор нашего восьмиэтажного дома № 12/24 по Садово-Самотечной улице был недвусмысленно отделен от соседних домов, в которых жили русские, трехметровой бетонной стеной, возведенной так близко к дому, что во дворе трудно было найти место для машины. В дом можно было попасть, только пройдя под аркой мимо вахтеров в форме, дежуривших в караульной будке круглые сутки. И хотя на них была обычная милицейская форма, на самом деле это были работники КГБ.