Константин Пахалюк - Трагедия войны. Гуманитарное измерение вооруженных конфликтов XX века

Яков Александрович Фальков

PhD in history, преподаватель истории Тель-Авивского университета

Аннотация. В статье на основе привлечения литературы и многочисленных архивных источников рассматривается разведывательно-информационная деятельность советских партизан, направленная на всестороннее освещение явлений коллаборационизма на временно оккупированных нацистской Германией территориях СССР. Анализируются такие аспекты этой деятельности, как ее связь с советской разведывательной теорией, основные субъекты и объекты, временные рамки, этапы развития, масштабность, степень эффективности, а также востребованность у советского партийно-государственного аппарата и органов госбезопасности. Делается вывод об успешности усилий партизан по выявлению в тылу противника антисоветских коллаборационистских и националистических организаций и формирований, а также о значительном вкладе в освобождение оккупированных советских земель и быстрое восстановление на них советской власти.

Ключевые слова: Вторая мировая война, немецко-фашистская оккупация, сопротивление, советское партизанское движение, разведка, коллаборационизм, национализм.

В период временной нацистской оккупации части территории Советского Союза, с конца июня 1941 г. по начало мая 1945 г. [406] , под контролем оккупантов находилось от 30 до 40 % всего тогдашнего, почти двухсотмиллионного населения «страны Советов», что составляло 70–80 млн человек [407] . Уже в июне — июле 1941 г. в Прибалтике, в западных областях Украины и Белоруссии создаваемые немцами военная и гражданская оккупационные администрации начали привлекать к сотрудничеству по целому ряду вопросов местные прогермански настроенные элементы — националистов, этнических немцев, лиц, так или иначе пострадавших от советской власти. Помимо активного участия в выявлении, концентрации и уничтожении оставшихся евреев и представителей партийно-советского актива, эти первые коллаборационисты [408] выстраивали подконтрольные оккупантам сети «местных самоуправлений», помогали новым «хозяевам» бороться с зарождающимся антинацистским сопротивлением и сторожить военнопленных, а также восстанавливали и охраняли поврежденные в ходе военных действий необходимые вермахту объекты инфраструктуры и обеспечивали текущие материальные потребности немецких тыловых органов и фронтовых частей [409] .

С конца июля того же года, особенно после разгрома гитлеровцев под Москвой и осознания Берлином затяжного характера войны на востоке, политика поощрения коллаборационизма была распространена немцами на оккупированные ими к тому времени центральные районы Советского Союза. Здесь помимо осуществления вышеперечисленных задач от коллаборационистов, среди которых, в отличие от жителей западных регионов СССР, было гораздо меньше идейных антисоветчиков и гораздо больше пытавшихся выжить и даже нажиться на чужой беде «приспособленцев», требовали активно способствовать драконовской эксплуатации местных экономических ресурсов (природных, людских и пр.) для удовлетворения постоянно растущих нужд воюющей Германии [410] .

Более того, в декабре 1941 г. Берлином был дан зеленый свет на призыв в ряды вермахта представителей южных народов СССР, среди которых, как полагали немцы, были сильны антирусские и антикоммунистические настроения. Несколько позже немецкое военное командование приступило к созданию так называемой Русской Национальной Народной Армии, а затем появились на свет и прочие «армии» русских коллаборационистов. Однако до Восточного фронта, пока тот находился на территории СССР, большинство этих «армейцев» так и не добрались. В основном они подвизались на борьбе с партизанами и оперативными группами советской разведки, охране различных объектов и на антисоветской пропаганде. Зато против Красной Армии непосредственно в войсках вермахта и СС, а также под их эгидой успели долго и тяжело повоевать многочисленные советские «добровольные помощники» (Хильфсвиллиге), отдельные «восточные» — русские (включая казачьи), северокавказские, «туркестанские» (среднеазиатские), крымско-татарские и прибалтийские — боевые формирования различного формата — от взвода до корпуса. Одновременно создатели покрывшей немецкий тыл инфраструктуры полиции безопасности и СД (службы безопасности рейхсфюрера СС) преуспели в наборе многих десятков тысяч местных жителей в различные подчиненные им полицейские и охранные структуры [411] . В результате до окончания нацистской оккупации через военные и военизированные формирования местных коллаборационистов прошли, по разным оценкам, от 280 тыс. до 1,5 млн человек [412] .

Следует отметить, что далеко не все поступившие на военную и полицейскую службу к оккупантам принимали активное участие в боевых действиях против Красной Армии и карательных акциях в отношении партизан, подпольщиков и мирного населения. Многие тысячи коллаборационистов выполняли вспомогательные функции: они были заняты на строительных, дорожных и очистных работах, осуществляли бытовое и иное обслуживание сил вермахта и нацистского аппарата безопасности [413] . Помимо этого, множество советских граждан, включая захваченных или добровольно перешедших на сторону противника бывших коммунистов, офицеров Красной Армии и НКВД, выполняли по заданию оккупантов пропагандистские, разведывательные, контрразведывательные и иные задания, призванные способствовать военной победе нацистов [414] .

Ввиду указанных национальных, географических, социальных и количественных параметров коллаборационизма, а также наносимого им Советскому Союзу военного и политического вреда советское руководство проявляло к данному явлению неослабное внимание с самого начала нацистской оккупации территорий СССР. Несколько позже многие национально ориентированные коллаборационисты из числа украинцев и прибалтов разочаровались в нацистах и стали переходить к ним в оппозицию, параллельно усиливалось никогда с немцами не сотрудничавшее [415] , но ориентированное на Запад польское подполье на Украине, в Белоруссии и Литве. В этих условиях советские лидеры всерьез озаботились явлением национализма в тылу врага. Учитывалась его потенциальная опасность для ожидавшегося в недалеком будущем усилия по восстановлению советской власти на территориях, отошедших к СССР после сентября 1939 г., а также возможность опасного альянса националистов с западными державами в послевоенный период [416] . Как следствие, на протяжении всего периода оккупации, и особенно после перехвата Красной Армией стратегической инициативы летом 1943 г., на выявление и изучение формирований коллаборационистов и националистов были ориентированы различные советские структуры, занимавшиеся сбором и анализом разведывательной информации. Одним из них стал разведаппарат зародившегося летом 1941 г. советского партизанского движения.