Николай Непомнящий - Не такие, как все. Люди-феномены

Что положила ведьма в этот заговоренный пирог, какой яд? Может, яд большой полосатой жабы? Это не имело значения для Эржебет. Ее волновало лишь то, чтобы король, пфальцграф и судьи не строили ей препятствий и чтобы скрытая угроза исчезла. Если же они не поддадутся чарам, если их человеческая воля окажется сильнее духов прошлого, то они отомстят ей. С этим никто не сможет совладать. Гости поглощали съестное, те, кто отведал пирога, почувствовали себя плохо, как будто огонь ворвался в их желудки. Но ни Турзо, ни король Матиаш, ни Меджери, для кого и было выставлено это угощение, не притронулись к нему. Эржебет требовалось время, чтобы заказать другое блюдо специально для них. Но вокруг было так много людей, что она не отваживалась начинать все сначала.

Кроме того, теперь ей было известно, зачем все они решили провести Рождество в Чейте. Король, Турзо и Меджери все знали. Турзо получил письмо от Андраша Бертони, старого пастора, предшественника Поникенуса (это письмо было найдено в церковных архивах).

По совету короля Турзо приехал, чтобы потребовать объяснений от Эржебет. Поначалу он намеревался наедине побеседовать с кузиной и замять все дело. Жадовский, личный секретарь пфальцграфа, по традиции должен был быть свидетелем и потому расположился в соседней комнате. Турзо был в ярости. «В этом письме (Бертони) тебя обвиняют в убийстве девяти девушек, ты похоронила их у церкви Чейте, рядом с могилой графини Оржаг», — начал он, сдерживая гнев. «Гнусная ложь! — кричала графиня. — Это мои враги, в первую очередь Меджери, придумали все это! Конечно, я велела Бертони похоронить этих девушек тайно, но лишь из-за опасной болезни, разразившейся в замке. Мы должны были предупредить распространение болезни любой ценой. Кроме того, пастор Бертони — старый олух, и он не знает, что говорит». — «Но о тебе везде говорят! Что ты мучаешь и убиваешь девушек, мало того, купаешься в их крови, чтобы навсегда сохранить красоту!» Эржебет упрямо все отрицала, хотя Турзо сказал, что и в самом Чейте нашлось несколько свидетелей. В конце разговора Эржебет заявила, что даже если бы все это и было правдой, он, Турзо, не имеет никакого права судить ее. «Ты ответишь перед Богом! — рычал он. — И перед законом, за уважением которого я призван следить. Если бы я не думал о твоей семье, давно бы упрятал тебя за решетку».

Посовещавшись с Жадовским, пфальцграф решил собрать в Пресбурге всех членов семьи Батори, которые будут там, и наказать им строго следить за Эржебет, чтобы не допустить новых преступлений. В семейном совете приняли участие Георгий Драгет из Гомонны, председатель совета Земплина, и Миклош Зринын, у которого не оставалось сомнений насчет Эржебет после того, как его собака раскопала останки мертвой девушки в саду в Пиштяне. Их обоих беспокоила репутация семьи. Их жены, дочери Эржебет, умоляли пощадить мать и попытаться замять дело. Все сошлись во мнении, что пфальцграф, дабы сохранить честное имя рода, тайно препроводит Эржебет из Чейте в Варанно, продержит ее там какое-то время, а потом отправит в монастырь.

Турзо рисковал своим положением пфальцграфа, но, хотя и догадывался, что Эржебет пыталась отравить даже его самого, не желал прибегать к самым суровым мерам. Родственники были удовлетворены. В глубине души Турзо считал, что кузина должна предстать перед судом, но не мог допустить публичного разоблачения.

Не только Турзо владел доказательствами. Король тоже был осведомлен из своих источников. Первым обо всем прознал Эмерик Меджери, наставник сына Эржебет. Дело было так. Деревенский житель, поклонник служанки графини, попросил у своей девушки свидания, но не получил ответа. Молодой человек был не на шутку встревожен. Он был смелым крестьянином. Его девушка тоже была крестьянкой, и ее обязанностью было приносить в замок ведра с речной водой. Парень прождал ее и на следующий день, но вместо нее за водой пришла другая девушка, она и сказала ему, что его подруга исчезла. Первой его мыслью было пойти и рассказать все пфальцграфу — о слухах, которые ходят об Эржебет, о постоянных исчезновениях служанок. Возможно, он побоялся, что его не станут слушать. Тогда он поехал в Пресбург и там был принят Меджери, который после беседы, вооруженный свидетельством очевидца, отправился прямиком к королю.

На своем потрепанном от частого использования колдовском пергаменте Эржебет написала имена тех, кого она подвергала проклятию, тех, кто был способен разоблачить ее. «Ты, Маленькое Облако, защити Эржебет, ибо я в опасности… Пошли своих 90 котов, пусть они поспешат и прокусят сердце короля Матиаша, а также Мозеша Чираки, верховного судьи, и моего кузина Турзо, пфальцграфа, пусть они разорвут на части сердце Меджери Красного…»

Праздники закончились, и гости разъехались. Эржебет Батори осталась одна. Наконец-то она могла сбросить маску гостеприимной хозяйки. Слуги уже знали о приближающемся приступе гнева и спешно прятались в темных углах замка. Графиня должна была дать выход накопившейся злобе, боли и страху, мучившим ее.

Незадолго до праздников ей рассказали о Дорице, которая приехала около месяца назад из отдаленной деревеньки. Эта красивая крестьянская девушка и представить себе не могла, сколько вкусной еды есть в замке. Она не смогла удержаться от искушения и стянула со стола грушу, вымоченную в меду. Ее проступок не остался незамеченным. Конечно, гнев графини вызвал отнюдь не факт кражи. Что ее раздражало, так это король Матиаш, Турзо и особенно этот проклятый Меджери, которые вышли невредимыми, несмотря на расставленные для них сети, и отправились на заседание парламента в Прес-бурге. Наверно, духи отвернулись от нее.

Впрочем, она привыкла, что люди быстро оставляли ее. Возможно, дело было в гнетущей атмосфере, установившейся в замке. Но Эржебет не страшилась одиночества. Вся ее жизнь прошла в одиночестве, между ней и миром была огромная пропасть. Только здесь, в ее замке, ее власть была безгранична, и она упивалась ею.

Дорицу привели в зловещую промозглую прачечную, едва прогреваемую жаровней. Там никто не услышит ее криков. Эржебет было необходимо немедленно впасть в экстаз, оторваться от реальности, усладить свою кровожадную душу.

В этой подвальной комнате Чейте разворачивалась очередная кровавая драма. Эржебет с закатанными рукавами, вся в крови, визжала и дико хохотала, металась вдоль стен, не сводя горящих глаз с жертвы. Две старухи, вооруженные разнообразным инвентарем: щипцами, кочергами, раскаленными углями — продолжили пытки. Дорица была обнаженной, светлые волосы падали ей на лицо, руки были крепко связаны. Эржебет уже нанесла ей более сотни ударов плетью и даже утомилась. Потом она скомандовала, чтобы привели еще двух девушек и подвергли такой же пытке. Полумертвая, Дорица слепо глядела на своих подруг, на графиню, на кровь на стенах. Эржебет тоже вся была в крови, рукава ее одежды прилипли к телу. Она сменила одежду и вернулась к Дорице. Девушка, несмотря ни на что, не хотела умирать. Дорко перерезала ей вены на руках, и тогда Дорица наконец упала замертво. Две другие девушки уже агонизировали, когда графиня покинула прачечную с пеной у рта, изрыгая проклятия.