Николай Непомнящий - Не такие, как все. Люди-феномены

Что касается Фицко, то суд постановил, что он должен быть сначала обезглавлен, а потом брошен в огонь. Приговор будет приведен в исполнение немедленно».

Солдаты подвели преступников к палачу. Йо Илона упала в обморок, когда ей оторвали четвертый палец. Ее поволокли к огню. Дорко потеряла сознание, когда увидела Йо Илону привязанной к столбу. Фицко подвели к плахе, и палач отрубил ему голову одним ударом огромного топора.

Спустя несколько десятилетий после описываемых событий подробности судебного дела всплыли на свет: записи о нем были найдены среди развалин старого замка в Биче. Бумага, на которой была записана кровавая история Эржебет Батори, была настолько попорчена и изгрызена крысами, что едва удавалось что-либо разобрать. Записи об этом деле долго ходили по рукам, долгое время хранились в архивах монастыря в Грене и недавно были обнаружены в национальных архивах Будапешта. Среди них оказались и записи секретаря Турзо — Жадов-ского, а также письма короля Матиаша.

Король в своем письме упрекал пфальцграфа в излишней снисходительности, но все же отдал приказ, чтобы Эржебет была тайно доставлена в Чейте. Историки — современники описываемых событий не могли словами в полной мере отразить красоту Эржебет и ее венероподобные формы и просто отказывались понимать, как такое прелестное создание могло принимать ванны из человеческой крови.

Чудовище заточили в Чейте. Она гневно кричала и не выказывала признаков ни слабости, ни раскаяния. В последний раз ее провезли в санях по склону, ведущему к замку. Она была одна. Фрейлины покинули ее, слуги закованы в цепи. Она прошла сквозь ледяные комнаты, в которых еще заметны были следы недавнего празднества. Солдаты препроводили графиню в комнату. Она знала, что это конец: ее заклинание утрачено и его не вернуть. Когда потеря магической формулы была обнаружена, Эржебет призвала ведьму, которая сразу же принялась за изготовление дубликата древней формулы. Но чернила и зелья нельзя было изобрести заново. Ее сила ушла от нее, и скоро уйдет и красота. Она была из рода Батори, которые сначала выигрывали, а потом все теряли. Ей оставалось только прислушиваться к звукам, к стукам на крыше и зубчатых стенах, к отдаленному вою волков.

Тем временем в Пресбурге два ее родственника и Турзо делали все, пытаясь избежать огласки и скандала. Пфальцграф написал в Прагу, где в тот момент находился король Матиаш. Король ответил немедленно: «Эржебет незамедлительно казнить». Турзо послал королю второе письмо, в котором напоминал, что она вдова воина, из благородной семьи, ее имя — древнейшее в Венгрии и его нельзя осквернить. С просьбой о помиловании обратились к королю Миклош Зриньи и Пал Надашди.

В марте королевская мадьярская судебная палата отправила королю Матиашу свой протест против снисходительного приговора пфальцграфа. Король ответил, что Турзо делал все в соответствии с долгом.

Но настоящая причина, почему Эржебет не отдали на растерзание палачу, содержалась в другом послании судебной палаты королю Матиашу: «Ваша воля, о король, выбрать между топором палача и пожизненным заключением. Но мы советуем не прибегать к казни, так как воистину никто от этого не выиграет».

17 апреля король наконец уступил. Парламент в Пресбурге хотел конфисковать замки Эржебет и сокровища, но семья снова вступилась. Аргументы были те же: ее семья, ее муж, ее имя.

Король даже по закону не мог взять в казну треть ее состояния, так как Эржебет оставила все сыну Палу Надашди. Первоначально состояние было разделено между четырьмя детьми, но в конечном счете единственным наследником был объявлен Пал Надашди. После смерти отца Пал стал главным управителем графства Эйзенбург. Он был помолвлен с Юдит Форгаши из одного из самых благородных семейств Венгрии.

Таким образом, высший судебный орган не решился приговорить Эржебет к смерти, поскольку судьи сочли, что она не была ответственна за смерть девушек из благородных семей, а только за смерть слуг и простолюдинок, что было, конечно, неправдой. Она была посажена под замок, и никому не было разрешено общаться с ней. Но графиня и не требовала для себя такого права.

…В Чейте прибыли каменщики. Они заложили камнем окна комнаты, в которой была заключена Эржебет, оставив только узкую полоску в самом верху, через которую было видно небо. Потом они начали возводить толстую стену напротив двери в ее комнату, оставив только небольшое отверстие для передачи еды и воды.

Когда эта работа была закончена, в четырех углах замка соорудили виселицы, что должно было свидетельствовать о том, что здесь находится приговоренный к смерти.

Замок опустел, слуги ушли, только каменщики приходили изредка что-то доделать. Эржебет находилась в полном одиночестве. Самое необходимое ей передавали через щель в стене. Никакого огня, только узенькие полоски лучей солнца и света луны. Эржебет сложила бледные красивые руки, которые она теперь не мыла, меха спали с ее плеч. Увидит ли когда-нибудь она снова свое отражение в зеркале, факелы на столах, пиршества со множеством гостей, фрейлин, надевающих на нее платья? Она ли была той, кто сидел в подвале в трансе, созерцая, как отрывают пальцы, мучают и истязают молодые тела, вскрывают вены? Кто был тем существом, вселившимся в нее, Эржебет, последнюю из рода Батори? Почему она находится в заточении, страдает за то, что подчинялась своей потребности, не сознавая, что делает? Эти дикие потребности как бы жили помимо ее воли, вне ее.

По теплу и солнечным лучам, еле пробивавшимся сквозь маленькое отверстие, она узнавала, что наступило лето. Когда дни становились короче и холодало, она понимала, что наступает зима. Ориентиром ей также служили слабо доносившийся запах боярышника, мха и дождя, грустные крики улетающих птиц. Да и это все с трудом удавалось различить. Она прожила в заключении два с половиной года, не надеясь ни на что и ничего не требуя, полуживая от голода. Они не призывала к себе никого, силы в ней потихоньку иссякали. Она не оставила никакой записки на решетке, через которую ей передавали хлеб и воду. Она лишь составила новое завещание за месяц до смерти, которое было подписано в присутствии двух свидетелей, которые, впрочем, не видели ее. В документах записано:

«Она попросила разрешения изложить свою последнюю волю, и мы послали за двумя свидетелями. Они поклялись, что это действительно ее завещание, написанное в Чейте, и что она составила его, будучи в здравом рассудке и по своей воле. Она отдавала Каталине свой замок в Керецту-ре, но только временно. Она не хотела отдавать его, пока Георгий Другет (из Трансильвании. — Ред.') не позаботится о ней в тюрьме. Остальное ее состояние делится между детьми, возвращаясь в конечном счете к Палу Надашци.