Николай Непомнящий - Не такие, как все. Люди-феномены

В наши дни слово «оборотень» почти всегда ассоциируется с чем-то страшным, зловещим, неправдоподобным, иррациональным. Никто из здравомыслящих людей сегодня не поверит, что возможно физическое превращение человека в волка или какое-либо другое животное (ведь даже просто перемена пола требует хирургического вмешательства}. Оборотня, который буквально обращается из человека в волка, сегодня можно увидеть в фильмах, где его жуткие нападения на людей, многочисленные убийства, зверства и людоедство являются всего лишь кинематографическими приемами гипнотизирования и устрашения зрителя, наслаждающегося своим косвенным участием в творящихся на экране кошмарах. Изображение совершающего злодеяния оборотня является несложным психологическим способом ослабления реального насилия в современном обществе. Но такое его представление, безусловно, имеет исключения, например, безвредный «оборотень» в программе Барни Миллера, где рычание и даже мучительные крики, исторгаемые у него священником и процессом изгнания дьявола, вызывают смеху зрителей.

Интерес к оборотничеству поистине неистощим. Двадцатый век знает такие посвященные им фильмы, как «Человек-волк» (1941), «Франкенштейн встречает Человека-волка» (1943), «Женщина-волк в Лондоне» (1946), «Оборотень» (1956), «Я был оборотнем-подростком» (1957), «Оборотень в девичьей спальне» (1961) — это лишь маленькая часть списка из более, чем пятидесяти фильмов, указанных в «Справочнике-каталоге фантастических фильмов» (1973) Уолта Ли. Вероятно, самым известным оборотнем киноэкрана является Лон Чейни Мл., чья кинематографическая трансформация из человека в волка занимала не менее шести часов предварительной подготовки в гримерной, и еще большее время само превращение. Образы оборотней, представляемых фильмами, очень разнообразны, от подлинно художественных, порой даже вызывающих симпатию, до нарочито устрашающих и забавно-кровожадных.

Современная художественная литература демонстрирует еще более глубокий подход к теме оборотней, еще более широкое ее рассмотрение. Некоторые произведения, хотя и насыщены ужасами и черным юмором, отнюдь не сводятся только к ним: например, в рассказах типа «Волчица» и «Гейбриел-Эрнест» Сейки, авторы, углубляясь в скрытый от нас тонким покровом цивилизации мрачный потусторонний мир, показывают, как действующие там силы воздействуют на нас, постоянно создавая разные, порой почти непреодолимые соблазны, в других, таких как «Ферма призраков» Сибери Куинна, «Хромой священник» С.Карлтона, «Бегущий волк» Алджернона Блаквуда и «Убийство» Питера Флеминга обращаются к моральным аспектам неотмщенного убийства, искупления преступления, посмертной вины, к любви и ненависти, богу и дьяволу.

При ликантропии, человек, ощутив себя зверем и утратив свои прежние привычки, обнаруживает самые темные стороны своей души.

В английском языке возникновение слова «werewolf» (оборотень) на пять столетий предшествовало появлению термина «lycanthrope». Эрнест Уикли в своей работе «О словах древних и современных» говорит, что слово wer[were] «отмечено во всех германских языках и родственно латинскому vir, гэльскому fear, уэльскому gwr и санскритскому vira». Первое использование на письме слова «оборотень» обнаружено в «Церковных Уложениях» короля Кнута (1017–1035): «…Поэтому должны призываться пастыри на защиту людей от этого хищника — это епископы и священники, обязанные предохранять и ограждать свои паству мудрыми наставлениями, так чтобы безумно дерзкий оборотень не смог причинить большой вред и не покусал бы духовное стадо слишком сильно…»

Классический ликантроп

Появившееся в англосаксонских уложениях слово «оборотень» знаменательно тем, что оно заменило собой библейского «волка». Дьявол известен тем, что вербует людей в союзники и слуги, зачисляя их в свое демоническое войско. Для этого же он пользуется и своей способностью превращать людей в оборотней: оборотничество — всего лишь дьявольское наваждение, но, испытывая такую духовную метаморфозу, человек начинает сотрудничать с ним. Епископов и священников предупреждают о скрытом, трудно распознаваемом превращении, несущем угрозу духовной жизни паствы.

В Средние века использование духовной символики в Англии продолжается. В «Постижении символа веры Пахаря» (1394 г.) в парафразе приведенной выше цитаты из Евангелия от Матфея говорится, что сатана есть особый источник зла, а оборотни — его слуги-невольники.

Помимо духовных текстов оборотень появляется и в повествовательных произведениях. Напоминая о телесных превращениях, описанных в античных мифах (Гомер, Виргилий, Овидий, Петроний), эти произведения вновь обращаются к физическим метаморфозам. Однако оборотень в средневековых английских рассказах не выступает обобщенным олицетворением зла, как в античной мифологии [4] Оборотень в большинстве античных мифов вовсе не олицетворение зла, а скорее, проявление воли богов, как доброй, так и злой. Все олимпийцы превращались в животных (быков, орлов и пр.) и даже в таком виде сносились со смертными женщинами. , но изображается как беспомощная жертва семейных козней, обычно супружеской измены. При этом злоумышляющая жена (и ее любовник) служит фактором, стимулирующим трансформацию. Кельтское сказание об «Артуре и Горлагоне» (его латинская версия появилась в конце четырнадцатого века) тоже повествует о том, как женское предательство вызвало физическое превращение. Согласно Алфреду Натту, этимологически слово «Горлагон» означает «оборотень»: «Gorlagon — это метатеза от Gorgalon, происходящего от Gorgol = древнеуэльскому Guruol или Guorguol, слову, первый слог которого родствен латинскому vir и англо-саксонскому wer».

У сэра Томаса Мэлори в «Смерти Артура» (1470) описывается похожая история, когда славный рыцарь был «предан своей женой, благодаря которой он стал оборотнем».

Во французском «Романе Гийома де Палерно», около 1350 года, переведенном на английский, испанский принц превращается в оборотня своей жестокой мачехой. Одним из главных персонажей оборотень предстает и в средневековой поэме «Уильям и Оборотень».

В средневековых повествованиях оборотень меняет тот облик, которым его наделяли в мифах Древней Греции и Рима и парафразах цитат из священного писания, а также, на заседаниях церковных судов. Античные легенды говорят о нравственных переменах в людях, которые приводят их к превращению в зверей. Например, в «Метаморфозах» Овидия рассказывается история Ликаона, нечестивого и жестокого царя Аркадии, который подал к трапезе посетившему его Юпитеру человечье мясо. Обнаружив его людоедство, разгневанный бог превратил Ликаона в то, что соответствовало его моральным наклонностям: в безумного, дикого человека-волка. Эти мифы являются реалистичным (хотя и символичным) отражением нравственных норм жизни людей тех времен. Оборотни в определениях церковных судов и священном писании — это проявление дьявольских сил в человеческих жизнях. Но оборотни в средневековых рассказах это, как правило, жертвы домашних заговоров. Такая разница в отношении к ним не может не озадачивать, хотя господствующее в те времена предубеждение против женщин, возможно, отчасти ее объясняет. Соответственно, радикально отличается и воздействие образа оборотня на читателя. Если в античных мифах он служил впечатляющим предостережением против проявлений животных инстинктов и низменных наклонностей, а церковных и библейских оборотней следовало бояться из-за коварных происков дьявола, который ходит вокруг «ища кого поглотить» (1 Пет. 5:8), то оборотень из средневековых повествований вызывает жалость и сочувствие, так как в них он, изгнанный своими близкими и обезображенный, страдал, лишенный человеческой дружбы и любви.