Александр Горбачев - Не надо стесняться. История постсоветской поп-музыки в 169 песнях. 1991–2021 [litres]

Сейчас вы нашли этому какое-то объяснение?

Да. Я думаю, что Света очень перегружала свои песни. Допустим, песни «Революция», «40 градусов» – это все большие песни, с оркестром; «Революция» – вообще такой марш, в ней очень много протеста. И российская аудитория, которая слушает поп-музыку, – она к такому готова не была. Надо сказать, что Украина вообще гораздо более прогрессивная в этом смысле.

Собственно, ведь российская поп-музыка в 2010-х поменялась к лучшему именно благодаря украинским артистам, в первую очередь. Дорну, Лободе, Монатику – и так далее.

Это правда.

Как это объяснить? Почему в Украине с этим эстрадным вкусом все лучше?

Сложно сказать. Наверное, потому что там в меньшей степени какой-то один конкретный человек определяет, кто будет звучать в эфире. Тогда ведь [в конце 2000-х и начале 2010-х] не было возможности в интернете так сильно греметь – ты обязательно должен был звучать на радио. Да и до сих пор – я считаю, что ты обязательно должен быть на радио. Ну, если ты поп-артист, если хочешь собирать большие площадки – ты обязательно должен звучать на «Русском радио», на «Авторадио», на «Европе Плюс», и так далее.

В Украине не было такого одного человека, который бы давал доступ на ту или иную станцию. Там есть кумовство, там есть такие вещи, как «люблю – не люблю» или «придешь ли ты отработать на мой день рождения». А в России была реально коррумпированная схема – которая сейчас, конечно, рассыпалась. Потому что появилась какая-то индустрия – и артист сам тоже уже не будет никого упрашивать: пожалуйста, есть интернет.

Вы часто рассказываете, что, когда познакомились со Светланой в начале 2010-х, высказали ей какие-то мысли по поводу того, что можно было бы докрутить, сделать по-другому – и так началось ваше сотрудничество. А что это были за мысли?

Понимаете, Киев – довольно маленький город, и в принципе у нас очень много было общих друзей. Но так как я человек, который вообще не слушал нашу поп-музыку, я знала о существовании Светы – но не слушала никогда. Меня совершенно не увлекала группа «ВИА Гра» – мне все эти герлз-бенды, даже если они были созданы большими композиторами уровня Константина Меладзе, казались карикатурными.

Но Света была в «ВИА Гре» пару месяцев – и довольно быстро начала сольную карьеру. И однажды, придя на день рождения к нашей общей подруге, я увидела ее работающей на сцене. Я вошла как раз в момент, когда она пела песню «Революция»; я просто офигела. «Блин, – думаю, – вот это моща!» То есть это была просто энергетическая бомба.

И вас сразу переключило по поводу поп-музыки.

Абсолютно. Причем я тогда, помню, прилетела из Лондона – такая модная, слушала Franz Ferdinand и так далее. И тут вижу Свету и думаю: «Вот это она раздает». Это был западный уровень подачи: бешеная энергия, какая-то внутренняя драма; надлом и харизма.

Ну, мы обменялись телефонами. Причем она мне сказала: «Вот стояли люди под сценой, и я тебя сразу из толпы выбрала». И у меня было такое же ощущение: «С этим человеком я сделаю что-то важное». У меня такое ощущение бывало всего раза три в жизни. Буквально через пару-тройку дней мы с ней встретились, я ей потом перезвонила и сказала: «Слушай, Свет, у тебя такой сценический образ, что я не могу тебя запомнить настоящую. Здесь есть какой-то диссонанс, с этим нужно поработать».

То есть?

Тот образ, который она несла на сцене и в клипах, не соответствовал тому, какой она реально человек. Я понимаю, что для артиста это нормально. Но если в том, что ты делаешь на сцене, совсем нет тебя… А у Светы ее присутствие в своем сценическом образе было сведено к минимуму. Мы стали разговаривать, она спрашивает: «А как ты это видишь?» А у меня никакого опыта не было. Я говорю: «Слушай, ну ты такая блондинка – ты для меня как тарантиновский персонаж, давай попробуем в этом направлении?» И мы сняли первый клип вместе – на песню «Облака». Света там совсем другая – мы сохранили эротизированные элементы, но вывели их на другой уровень, при этом оставив ее дерзость. Клип имел колоссальный успех. Потом Монатик написал «40 градусов», и это был главный украинский хит. Мы впервые сняли клип в Исландии на ледниках – маленькое кино с крутым датским актером, с драматургией и великолепной операторской работой. Таких роликов в тот момент не было ни у кого ни в Украине, ни в России.

Мы очень долго даже не могли определиться, кто я. Не было понятия «продюсер»: Света всегда была настолько свободна, что у нее не могло быть продюсера. Но в какой-то момент уже наша пиарщица сказала: «Девочки, я все понимаю, но может, мы уже как-то назовем Нателлу?» Света говорит: «Давай скажем, что ты директор». Я отвечаю: «Не, директором я быть не хочу. Лучше уж продюсером». «Ладно, будешь продюсером».

Очень интересная история, потому что ведь слово «продюсер» в поп-музыке в России ассоциируется с очень конкретным типом людей – с мужчинами, которые своей мужской творческой властью лепят своих галатей из артистов. Фадеев, Матвиенко, Дробыш – и так далее. И если их подчиненным что-то не нравится, они просто заменяют тех кем-то другим. У вас, судя по всему, не так.

Абсолютно. Продюсер берет материал – а я работаю только с артистом. Меня иногда спрашивают: «Почему у тебя нет артистов кроме Светы?» А потому что я ни в ком больше не разглядела того уровня личности, который бы вызвал во мне желание отдать этому человеку самое ценное – свое время и свою энергию. Как бы мы с ней ни ссорились, а поскольку мы обе заводные, мы можем рубиться по полной, я всегда говорю ей одну простую вещь: «Ты научила меня работать».

Я из очень состоятельной семьи – это уже ни для кого не секрет. [163]И я в принципе вообще могла бы в своей жизни ничего не делать, и мой папа был бы по этому поводу очень счастлив. Но я всегда хотела ему доказать, что я ему ровня и что мне ничего от него не нужно. Поэтому я очень рано начала работать – сначала пробовала работать на него, но поняла, что нет: он так на меня влияет. И начала уходить. И когда у меня появилась «Орел и решка», я обрела первую независимость.

«Орел и решка» – это же тоже суперуспешный проект. Я 20 лет не смотрю телевизор, но эту программу знаю.

Суперуспешный проект, созданный тремя безумцами, поверившими в мечту. Что тут важно и о чем я всегда говорю – неважно, сколько у тебя было денег изначально, важно, что ты с ними сделал. У меня есть огромное количество родственников и друзей, которые все свои возможности стартовые просто потеряли: я называю это кладбищем возможностей. А у меня была острая, конфликтная ситуация в семье, и у меня не было денег вообще. Я взяла все сэкономленные деньги, заняла немного у мамы – и вложила все в «Орел и решку». Так появился этот проект.