Григорий Брейтман - Преступный мир: Очерки из быта профессиональных преступников

Распространенное под этим названием наказание для конокрадов заключается в следующем. Пойманному преступнику связывают ступни ног и кисти рук вместе. Затем веревку продевают через блок, прибитый посреди ворот, и тянут преступника вверх по блоку. Когда конокрада подымут до блока, веревку сразу отпускают, и конокрад падает на землю, страшно ударяясь об нее нижней частью спины. Так повторяется много раз подряд, и каждый раз слышится хряск позвонков несчастного; у конокрада уже кровь фонтаном бьет из горла, но его все еще тянут по блоку одурманенные яростью крестьяне.

Никто, конечно, не выживает после такой пытки. Также в большом употреблении у крестьян наказание, именуемое ими «на пуп примочка». Истязание это заключается в том, что конокрада раздевают донага, обворачивают его туловище мокрыми мешками, затем кладут ему на живот доску, и вот уже по этой доске бьют чем попало — молотами, поленьями, камнями, постепенно отбивая несчастному все внутренности. Когда же конокрад лежит уже без чувств, «примочка» снимается, его снова одевают и вывозят в поле. Если даже найдут его власти умирающим или умершим, то навряд ли заподозрят здесь преступление — на этом конокраде не видно никаких знаков насилия. Употребляется часто и «китайское наказание»: бьют конокрада палками по пяткам, так что он после этого долго не в состоянии бывает встать на ноги. Если же свой земляк попадется в краже, его со всем семейством привязывают к двум лошадям, одной рукой к каждой лошади, ведут по селу и всем обществом бьют в ведро, а бабы и дети издеваются над ним, бросают в лицо всякую мерзость, обливают чем попало, рвут за волосы и т. д. И много разных ужасных способов употребляют крестьяне при своих самосудах, всего не перечтешь.

Мир профессиональных преступников — мир очень интересный, разнообразный и характерный. Наблюдателю, которому удалось разобраться в нем, понять этот мир и проследить за его функциями и жизнью спокойно, с точки зрения беспристрастного обозревателя, приходится констатировать следующее. Несмотря на то, что с деятельностью членов этого мира никоим образом нельзя связывать вопросов нравственного характера, у них все-таки такие вопросы существуют; они им следуют и подчиняются. На первый взгляд, этот вывод, может быть, покажется странным, так как прежде всего всякое преступление есть безнравственный поступок. Но дело в том, что масса профессиональных преступников не смотрят на свою профессию как на что-либо безнравственное, потому что это их ремесло, в которое они втянулись, а они смотрят на него лишь с деловой точки зрения. Воры, мошенники и аферисты, как это ни смешно, особенно заботятся о своем благородстве, которое считают выше простой житейской честности. Конечно, понятие о благородстве у них условное. И потому, если карманный вор-специалист похищает бумажники из карманов, — это не доказывает еще, что вы должны бояться ночевать с ним в одной комнате, чтобы он вас не обокрал, или не играть с ним в карты из опасения, что он вам не заплатит, или, если он вам что-либо пообещает, то не исполнит обещания, думая, что если человек способен на кражу, то он уже способен на всякий бесчестный поступок. Такой взгляд будет узким, односторонним и неправильным. В противном случае преступный мир не мог бы существовать при такой организации, какую он имеет, в нем не было бы силы и сплоченности.

Конечно, тут идет речь о преступниках спокойных, сытых и определенных в своей деятельности, а не так называемых «отчаянных», т. е. бросающихся на какое-либо преступление не вследствие того, что они избрали его своей специальностью, а вследствие отчаяния, голода, плохих обстоятельств, беспутства и пьянства; такие преступники бросаются на преступление с отуманенной головой, больше в состоянии ярости, чем сознательной жадности, и не знают, на что они пустились: на кражу, грабеж или убийство, что они возьмут — копейку, тысячи или кусок хлеба. Что выйдет, то и будет, что добудут, то хорошо; им в тюрьме лучше, чем на свободе, и наоборот, на свободе лучше, чем в тюрьме, — одним словом, где их нет. Во всяком положении им плохо, они живут настоящим днем, не думая о будущем.

Это действительно люди отчаянные, но это не члены преступного мира, с которыми я взялся познакомить читателя. Если у них сегодня есть пища, платье и тепло, они не пойдут на преступление, им оно и в голову не придет. Между тем преступники, о которых я взялся говорить, — преступники культивированные или обученные своему делу, как обучаются каждой профессии. Не всегда нужда толкает их на преступление, а тем более не всегда нужда заставляет их предаваться совсем преступной профессии без желания оставить ее, ступить на путь честного человека. И важно то, что профессиональный преступник не бросается на первую возможность совершить кражу тем или иным способом. Нет, как я уже говорил, каждый из них избирает себе профессию более подходящую к его способностям, данным и отвечающую его наклонностям. И таким образом, если поглубже взглянуть на деятельность этого мира, то окажется, что нет почти такого проявления общественной жизни, к которому бы преступный мир не приспособился для своей пользы.

На улице и базаре обывателю грозит маленький и юркий карманный воришка «шишбала», это дитя улицы, выброшенное или оставленное без призора чернорабочими родителями, если таковые имеются. И в большом городе среди ларей и рундуков на базарах, зимой в ночлежках, а летом по садам из таких мальчишек формируются воришки, которые, шныряя в толпе, тащат платки, кошельки у дам и сейчас же проедают похищенное, главным образом тратя деньги на сласти и водку. Стащив что-нибудь, они как стрелы пускаются в бегство, и трудно поймать «шишбала»: они исчезают среди народа на шумных улицах и рынках, ныряют в подворотни, под рундуки, повозки и т. д., бегут во все стороны, и не знает потерпевший или, чаще всего, потерпевшая, за кем сперва бежать. А если и удается внезапно схватить за руку неловкого воришку, он начинает жалобно плакать на всю улицу, просить отпустить, клянется, что больше не будет, упоминает о больной матери и т. д. Кто не сжалится над оборванным, худеньким мальчиком, таким жалким и несчастным на вид; у кого хватит силы передать его полиции, когда сейчас же явится на ум перспектива тюрьмы для малыша, который, может быть, еще исправится? И принимается такой сердобольный человек, чаще женщина, держа мальчика за руку, читать ему краткую нотацию о вреде воровства и т. д. Мальчик смотрит в глаза жалостливыми, полными слез глазами, и в душе у него уже радостно, так как он видит, что «пант» или, как мальчишки произносят, — «понт», удался, но лишь только жертва, уверенная, что мальчик уже наполовину исправлен ее нотацией, отпустит его с Богом, как «шишбала» сразу преображается. Отбежав несколько шагов, он делает гнусный жест или гримасу и разражается такой рыночной грязной бранью по адресу доброго человека, перед которой спасует любой извозчик.