Павел Щеголев - Охранники, агенты, палачи

Но начальник охранного отделения, несмотря на выговоры и предложения, не мог изменить образа жизни, который казался и губернатору Хвостову, и Департаменту полиции не соответственным столь высоким обязанностям охранного офицера. Он позволил себе выступить в том же бюрократическом клубе в роли мелодекламатора. Это уже было совсем возмутительно, и командир корпуса жандармов высказал самое категорическое осуждение артистическим опытам жандармского офицера. Объяснения последнего перед своим жандармским начальством — совершенно исключительная дискуссия на тему о жандармском поведении: «Я действительно, по просьбе собравшейся публики, состоявшей исключительно из моих знакомых, прочел два стихотворения Апухтина. Наряду с этим некоторые из присутствующих пели, играли на разных инструментах, так что составился импровизированный литературно-музыкальный вечер, без всякой программы, даже без наличности эстрады, которая обычно устраивается, если концерт подготовлен и носит более официальный характер. Самый вечер также являлся вполне обыкновенным, и даже не было установлено платы за места или за вход. Последнее обстоятельство весьма существенно, так как по существующим законоположениям и разъяснениям Военного министерства офицеры имеют право участвовать не только в концертах, но и спектаклях, если они бесплатны. Приказами по Отдельному корпусу жандармов также не установлено ограничений для офицеров корпуса по поводу выступлений, разрешаемых офицерам русской армии вообще. Я полагал бы поэтому, что не нарушаю своим чтением никаких законоположений даже в том случае, если моему выступлению придать характер строго официальный». Но на этом жандармские объяснения не заканчиваются, он пытается еще дать обоснование своему образу жизни с точки зрения… инструкции по организации внутреннего наблюдения. «Мне казалось, что это не идет вразрез и с теми особыми обязанностями, которые налагаются на меня службой по розыску. Я полагал, что чем более буду пользоваться симпатиями местного общества (а это достигается исключительно общением с ним), чем я более буду жить его жизнью, тем скорее буду иметь возможность знать среду, освещать общественное настроение, так как агентуры наемной, которой мы пользуемся в подпольных организациях, в обществе получить почти невозможно».

Милая провинция и жизнерадостный синий мундир! Читает ли офицер корпуса Апухтина, катается ли он на собственном выезде, пускает ли на бега собственных лошадей, — он думает об одном, — об уловлении сердец.

И Департамент полиции был, очевидно, побежден такой мотивировкой, так как дальнейших предварений и выговоров за «образ жизни» уже не было.

Теоретики политического розыска, создавшие инструкцию по организации и ведению секретной агентуры и контролировавшие постановку этого дела в пределах империи и за границей, с особенным углублением разработали психологию отношений жандармского офицера-руководителя к руководимому им секретному сотруднику. И самое приобретение секретных сотрудников в глазах Департамента полиции представляется актом по преимуществу психологическим, «делом очень щекотливым, требующим много терпения и осторожности». Когда процесс приобретения завершался, и революционер оказывался «заагентуренным», то в психологической игре руководителя-офицера с сотрудником мог оказаться роковым для неопытного руководителя момент борьбы за авторитет. Департамент полиции указывал офицеру на опасность подчиниться духовному влиянию сотрудника. «Лица, заведующие агентурой, должны руководить сотрудниками, а не следовать слепо указаниям последних. Обыкновенно сотрудник выдающийся — интеллигентный и занимающий видное положение в партии, — стремится подчинить своему авторитету лицо, ведущее с ним сношения, и оказывает давление на систему розыска. Если для сохранения отношений возможно оставлять его в убеждении, что такое его значение имеет место, то в действительности всякое безотчетное движение сотрудников приводит к отрицательным результатам».

Руководитель, подчинивший сотрудника своему авторитету и своей воле, в дальнейших сношениях должен был, следуя предписаниям своих профессоров из Департамента полиции, воздействовать на миросозерцание сотрудника и на его душевное настроение. Если сотрудник начинал работу предательства по материальным соображениям, то в нем надо было «создавать и поддерживать интерес к розыску, как орудию борьбы с государственным и общественным врагом революционного движения». Особенно ценными представлялись в этом отношении сотрудники, начавшие предавать по побуждениям отвлеченного характера. Офицеру предписывалось путем убеждения склонять на свою сторону и обращать революционеров в лиц, преданных правительству. Теоретики Департамента полиции весьма ценили убежденность сотрудников и, получая известия о разоблачениях своих агентов, старались определить, в какой мере они сохраняли и афишировали эту убежденность. Результаты получались неудовлетворительные. Так, при осмотре дел о лицах, оказавших секретные услуги розыскного характера по политическим преступлениям за 1906–1911 годы, деятельность коих сделалась известною в противоправительственных организациях, оказалось, что «при производстве расследований революционными организациями в целях обнаружения и разоблачения данных о секретной службе членов организации, лишь одна жена врача Зинаида Жученко [57] Жученко, о ней подробно в следующем очерке. , бывшая членом партии социалистов-революционеров, при означенных расследованиях безбоязненно и открыто заявила эмигранту Бурцеву, что она, состоя членом партии, служила одновременно русскому правительству из-за идейных побуждений и, будучи фактически до самоотвержения преданной престолу, вполне сознательно относилась к розыскному делу, постоянно заботясь только об интересах этого дела. Что же касается других лиц, уличенных революционными организациями в том, что они, состоя членами партий, исполняли обязанности агентов Департамента полиции, как-то: А. Г. Серебрякова (псевдоним «Субботина» и «Туз»), жена судебного пристава О. Ф. Руссиновская-Пуцято (псевдоним «Леонида» и «Ольга Федоровна»), мещанка Т. М. Цетлин (псевдоним «Мария Цихоцкая») и другие, то таковые, как видно из дел, хотя исполняли свои обязанности «идейно», мало интересуясь, будучи убежденными врагами крамолы, получаемым за свою секретную службу по розыску вознаграждением, тем не менее, при разоблачении их деятельности, об этом перед членами преступных организаций и равно лицам, производившим таковые расследования, открыто не заявляли». Таков неутешительный итог изучений по вопросу о степени убежденности секретных сотрудников. Вдумайтесь в тенденцию составителей этой справки, и вы согласитесь с тем, что дальше идти некуда. Это уже максимализм отношений жандарма и агента. Требуют не только того, чтобы человек предавал своих товарищей; требуют, чтобы он делал это с легким сердцем, убежденно. Этого мало: требуют, чтобы при разоблачениях он громко разглашал о своей преданности сыску, о своей верности Департаменту. И секретный сотрудник должен был быть своеобразным героем: умирая, он должен был кричать «да здравствует предательство во имя Департамента полиции!» Нельзя отказать в законченности этой идеологии предательства, созданной Департаментом. Но воспитатели сотрудников, очевидно, не были на высоте требований начальства.