Валентина Краскова - Преступления за кремлевской стеной

Переход на другую работу дал возможность Вышинскому уделить больше внимания творчеству. Как-никак он только что (январь 1939 г.) стал академиком — положение обязывало время от времени подтверждать свою принадлежность науке.

Вышинский сознавал, что вышедшие за его подписью брошюрки «Подрывная работа разведок капиталистических стран и их троцкистско-бухаринской агентуры» и «Некоторые методы вредительско-диверсионной работы троцкистско-фашистских разведчиков» (почему не шпионов?) вряд ли будут признаны современниками, а тем паче потомками, за исследования ученого. А он, как мы помним, тяготел к научным лаврам — научным, а не каким-то другим. Считал себя ученым, волею обстоятельств призванным на государственный пост, а отнюдь не чиновником, «спущенным» еще и в науку…

За высоким забором роскошной дачи допоздна светилось окно в кабинете на втором этаже. Вся Николина гора знала: Вышинский работает. Создавалась книга «Теория судебных доказательств в советском праве» — главный труд академика, который выйдет не одним изданием, будет удостоен Сталинской премии первой степени и объявлен классикой правоведения. И действительно, это труд обстоятельный. Даже фундаментальный. Он создан человеком, отлично владеющим материалом, оснащенным железной логикой, сильным своей убежденностью. Книга пересыпана латинскими формулами, крылатыми изречениями, обилием цитат, множеством ссылок на десятки, если не на сотни научных трудов — русских, советских, американских, английских, французских, немецких. Старых, новых, новейших… Слог достаточно легок, не давит тяжеловесным наукообразием, каким отличались и отличаются сочинения иных правоведов. Некоторые главы и сегодня не устарели — те, где автор далек от политики.

Но не этими главами прославилась книга. Не за них получила награды. А за два основных достоинства, в которых не преуспел ни один коллега Вышинского.

Одно из них особенно трогает: Вышинский страстно и последовательно утверждал в теории именно то, с чем столь же страстно и столь же последовательно боролся на практике. «Подлинно народное правосознание, — сказано в книге, — как и подлинно свободное внутреннее судейское убеждение, возможно лишь в подлинно народной и свободной стране, где самое правосудие осуществляется свободно и независимо, в интересах народа и непосредственно самим народом». Чем же иллюстрировал автор наглядность и точность этих поистине золотых утверждений? Приговорами Военной коллегии под председательством Ульриха.

Или еще один пассаж — он говорит сам за себя. «Оговор, — утверждает Вышинский, — это опаснейшее орудие против правосудия». Лучше не скажешь, если не вспомнить, как и сколько он сам «орудовал» им.

Второе же достоинство похлестче первого. Оно в теоретическом обосновании того беззастенчивого попрания законности, на ниве которого так преуспел Вышинский-практик».

Эта война была преступной, как, впрочем, и все войны на земле. Ее развязывание было безумием, точного количества жертв никто не знает по сей день.

Следует отметить, что во всех кремлевских преступлениях количество жертв — тайна.

В душах и памяти старших поколений, несмотря на усилия отечественной пропаганды, советско-финляндская война оставила не «героический след», а лишь смешанное чувство горечи, больших сомнений, ощущение какой-то вины и неудовлетворенности.

В Краткой советской энциклопедии, выпущенной в 1943 году, говорится:

«…Советские войска потеряли 48.745 человек убитыми и 158.863 человек ранеными».

Однако в ходе научно-практической конференции на тему: «Документы государственного архивного фонда СССР об укреплении обороноспособности страны накануне Великой Отечественной войны советского народа 1941–1945 гг.» названы другие данные. За 105 дней советско-финляндской войны Красная Армия потеряла 289.510 человек, их них 74 тыс. убитыми и 17 тыс. пропавшими без вести. Остальные — раненые и обмороженные.

С просьбой обсудить проблему безопасности Ленинграда, а финская граница проходила от него всего в 35 километрах, советская сторона обратилась в Хельсинки еще в 1937 г.

В 1938 году, после поглощения Австрии Германией, Москва вступила с Хельсинки в секретные переговоры по вопросу безопасности. Советский Союз добивался от Финляндии твердых гарантий, что та будет защищать свой нейтралитет, если Германия решит вторгнуться в Советский Союз с севера, то есть с финской территории. Москва не верила, что Финляндия сможет и даже пожелает защитить свою территорию, если Германия решит напасть на Советский Союз через нее. Москва добивалась участия Советского Союза в создании оборонительных объектов на Аландских островах и на принадлежащем Финляндии Сурсаари в Финском заливе. Финляндия должна была согласиться принять помощь Советского Союза в отражении нападения Германии. Финляндия отклонила эти предложения, поскольку они расценивались как противоречащие принципам суверенитета и скандинавского нейтралитета. Макс Якобсон прекрасно охарактеризовал сложившуюся ситуацию: «Финляндия испытывала страх перед Советским Союзом, Дания — перед Германией, Швеция никак не могла решить, кого ей следует бояться в достаточной безопасности, чтобы не бояться никого».

После первой встречи правительства обеих стран решили действовать по параллельным направлениям: не отказываясь от политических переговоров, они начали предпринимать опасные меры, причем военного характера. Советский Союз — наступательные, а Финляндия — оборонительные. Строительство оборонных сооружений в Финляндии началось еще в 30-х годах, в чем ей активно помогали западные страны. С участием немецких специалистов была сооружена аэродромная сеть, способная принять в 10 раз больше самолетой, чем их насчитывал воздушный флот страны. Англия, Франция, Германия, Бельгия оказали Финляндии существенную помощь в сооружении на Карельском перешейке линии Маннергейма — системы укреплений общей глубиной почти 90 километров.

В эти годы Маннергейм был командующим вооруженными силами Финляндии.

Карл Маннергейм родился в 1867 году в Финляндии в семье выходцев из Швеции. Он получил образование в кадетском корпусе, Гельсингфорсском ли-цеє и в Николаевском кавалерийском училище в Петербурге, знал шведский, финский и русский языки. Впоследствии овладел еще языками: кроме немецкого, английского, французского, мог изъясняться на китайском.

Карл Маннергейм верой и правдой служил русскому царю. Участвовал в войне с Японией, отличился в сражении под Мукденом и был досрочно произведен в полковники.

После войны Маннергейм был направлен Генеральным штабом в военно-научную экспедицию по странам Центральной Азии. Он путешествовал по русскому и китайскому Туркестану, был в Пекине, добрался до Японии.