Валентина Краскова - Преступления за кремлевской стеной

Зато отличалась она другим. В шестнадцати отрядах, по сто человек каждый, отбывали наказание бывшие работники милиции, суда, прокуратуры, КГБ, партийных и советских органов. Бывшие офицеры и генералы, первые секретари обкомов и председатели облисполкомов, председатели верховных судов и прокуроры республик. В основном за взятки.

Жизнь в колонии проходила по строгому, годами устоявшемуся распорядку и претерпевала лишь незначительные изменения. В основном в связи со сменой начальников.

Мне запомнился полковник Заварзин. При нем ужесточили режим и между отрядами сделали ««локалки», то есть изолировали один от другого.

Трудовой день начинался с развода на плацу. Под оркестр из осужденных, игравший марш «Прощание славянки», отряд за отрядом, чеканя шаг, по четверо, зэки проходили мимо начальника колонии и его «свиты». Не приведи тосподь, если кто-то из марширующих сбивал шаг или «ломал» ряд. Весь отряд возвращали обратно, и начиналась изнурительная «тренировка». Было в этом что-то театральное, хотя больше издевательское. Но всем нравилось. Как-никак, а разнообразие в серых буднях.

В колонии было свое профтехучилище, в котором я и проработал завхозом около девяти лет. Здесь бывшие сильнее мира сего «перековывались» в сварщиков, электромонтеров, токарей, гальваников, инструментальщиков.

После годичного обучения великовозрастные «фабзайцы» с высшим, а то и двумя — тремя образованиями получали рабочую специальность и диплом, дабы в поте лица «встать на путь исправления».

Правда, в сталелитейном цеху никого из них я потом не замечал. Туда «сплавляли» непокорную молодежь-мелкоту.

У меня сложились хорошие отношения с бывшим председателем Верховного суда Дагестана Али Али-вердиевым. Срок у него был большой — пятнадцать лет. За взятку. Когда я попал в колонию, Аливердиев провел там уже десять лет. В свое время Али не поделился с кем-то из Москвы, поэтому и сел.

— Коля, — говорил он мне, — я буду сидеть до тех пор, пока не умрет Черненко. Друзья «наверху» сообщили, что он пообещал меня сгноить в тюрьме.

Когда Константин Устинович стал генсеком, Али-вердиев совсем упал духом. «Вероятно, здесь и умру», — вздыхал он, берясь за очередную жалобу по просьбе кого-либо из осужденных.

Человек образованный, интеллигентный, он подрабатывал тем, что за 50 рублей писал кассационные жалобы. На волю эти жалобы уходили по подпольным каналам.

Сразу после смерти Черненко Аливердиева отправили на условно-досрочное освобождение.

Уважаемым человеком в зоне был дядя Миша, бывший шофер Брежнева. О себе он рассказывать не любил, а когда кто-либо из любопытных интересовался, за что сидит, дядя Миша коротко отвечал: «За язык». Срок у него был тоже немалый, и единственным шансом на спасение для шестидесятитрехлетнего ветерана была смерть болевшего генсека. «Наука» молчать настолько пошла ему впрок, что от него мы слышали только рассказы об охоте Брежнева в Беловежской пуще, когда ему подставляли привязанных кабанов.

Дядя Миша в отряде числился «шнырем», дневальным и большее время своей отсидки проводил в крохотной каптерке, время от времени протирая тумбочки, спинки кроватей и другие предметы нехитрого зэковского быта.

Дядя Миша вышел на свободу сразу же после смерти Брежнева.

Бывший прокурор Молдавии Полуэктов в зоне работал заведующим техническим кабинетом, а председатель Верховного суда Литвы Яцкявичус — инструктором ПТУ. Помощник Генерального прокурора СССР Миськов ставил заклепки на маркировки, а бывший мэр Сочи Воронков трудился контролером ОТК.

Поучительная история Яцкявичуса. Ему вменяли взятку в четыреста — пятьсот рублей. Арестовывать и делать обыск в его кабинете пришли два бывших курсанта Каунасской школы милиции, в которой он когда-то преподавал. Они и нашли в столе помеченные деньги. Правда, один из них уже был в звании майора, и они потом долго извинялись за причиненное «беспокойство» перед бывшим учителем, которое обернулось впоследствии девятью годами лишения свободы.

А взятку, по словам Эгонеса, ему всучили за обещание скостить срок заключения племяннику прокурора.

Но самой интересной личностью, с которой я был знаком, как мне думается, был адвокат Ивлев из Туркмении. Вспоминается его «история», которую он мне не раз повторял, заколачивая гвоздики в истоптанные зэковские подметки.

Осужден он был, как ни странно, тоже за взятки. Это теперь невозможно представить и в мыслях адвоката, севшего за взятки. Известный адвокат был подставлен очень высокопоставленными чиновниками и, несмотря на обещания «сдать» кое-кого, был осужден на пять лет.

Время шло, и слишком много знавший Ивлев написал «покаянную» в КГБ. За ним прилетели на самолете, посадили в черную «волгу» и на глазах изумленной зоны увезли неизвестно куда. Как потом оказалось, в Туркмению. Через некоторое время возвратили обратно: по его словам, он на суде намекнул бывшим друзьям, что знает еще больше, но опять же вместо помощи последовали угрозы жене и семье.

Но вот что я должен сказать. Вместе с «бугра-ми», попавшими в эту колонию, сидели и простые милиционеры, сержанты, контролеры, вина которых состояла в получении взяток в сумме сто рублей, а сроки пять — восемь лет. Таких в Нижнем Тагиле было немало.

В середине ноября, то ли одиннадцатого, то ли двенадцатого числа, во время развода на работу по радио объявили о смерти Брежнева. То, что творилось на плацу, трудно описать. Раздались крики: «Ура!», строй сломался, и всеобщее ликование превратило шеренги осужденных в бесформенную толпу.

Заместитель начальника колонии по режиму, пытался перекричать беснующуюся толпу: «Заткнитесь, успокойтесь, вызову солдат», но все было напрасно. Все ждали перемен. И не напрасно.

Вскоре в колонию пожаловало высокое прокурорское начальство, которого раньше осужденные и в глаза не видели.

Стали принимать жалобы и пересматривать многие дела. Пересмотрели и дело дяди Миши, который вскоре вышел на свободу.

Стало похоже, что беспредел, царивший в отношении спецосужденных, закончился…

…Время от времени в колонии происходили события, которые своей неординарностью надолго врезались в память.

В 1978 году взбунтовавшиеся зэки колонии, расположенной в Ивделе, начисто сожгли все бытовые строения, и колонию пришлось расформировать. Большой частью бунтовщиков было решено пополнить и нашу зону. Однако прибывшие зэки, узнав, с кем им придется отбывать наказание, взбунтовались еще раз. В уголовной среде сидеть с «ментами» считалось «западло», и бунтовщики потребовали у начальства перевести их в любые другие лагеря. Однако часть так называемых «бытовиков» оставили у нас, и они, прижившись, вполне нормально досиживали сроки.