Николай Никулин - От братьев Люмьер до голливудских блокбастеров

Это не очередная опера из серии «богатые тоже плачут» – здесь страдают не надменные денежные мешки, а незаменимые для кинопроизводства люди. «А ты точно продюсер?» – спрашивается с надеждой, а не с целью кого-либо унизить. Луис Майер, между прочим, вошел в историю не только как один из основателей студии Metro-Goldwyn-Mayer, логотипом которой является ревущий лев с написанным на кинопленке девизом «Ars Gratia Artis» (лат. «искусство ради искусства»), но и тем, кто стал инициатором создания «Оскара». Так что сделал для истории он достаточно, пусть и делал не согласно вышеназванному парнасскому девизу. А ради денег, ради того, чтобы время от времени дежурно посещать светские мероприятия с обилием шампанского, сигар и длинноногих красавиц, ради большого кабинета с ковром персикового цвета, наконец. А слава плодит и циничных шутников: так, аббревиатуру MGM расшифровывали как Mayer’s – Ganz-Mishpochen (на идише – «Большое семейство Майера»).

Во многом благодаря продюсерам в кино появились те или иные формулы. Никто не знает, как создать лучший фильм на свете, но продюсеры знают, как его хорошо продать. Когда MGM находилась на грани банкротства, было принято решение – рискованное в финансовом отношении, ибо для воплощения идеи требовались немалые деньги, – снять экранизацию романа-бестселлера Лью Уоллеса «Бен-Гур» (1959). 15 миллионов долларов за историю мести сосланного на галеры иудея Бен-Гура времен римских законов, нравов и бескомпромиссных спортивных состязаний. Мало того, что нужно было построить ипподром для гонки колесниц, которого, кстати, в Иерусалиме не было, так еще и очень деликатно подойти к религиозной теме, ведь действие ленты разворачивается во времена казни Христа. Продюсерские головные боли наглядно показаны опять-таки братьями Коэн в фильме «Да здравствует Цезарь!»:

– С точки зрения религии, насколько правдоподобно изображен Христос? – спрашивает герой Джоша Бролина, сидя на встрече с представителями разных конфессий.

– Природа Христа не так проста, как вы планируете изобразить. История не сводится к тому, что Христос есть Бог, а Бог есть Христос, – звучит первое мнение.

– Совершенно верно. Назаретянин не был Богом, – завязывается дискуссия.

– Но не был он и не-Богом.

– Он был человеком.

– Полубогом.

Впрочем, отдача от «Бен-Гура» была превосходной: 70 миллионов долларов кассовых сборов и одиннадцать номинаций на «Оскар», – рекордных до «Титаника» (1997).

Легко рассуждать о причинах успеха уже после случившегося. С другой стороны, покуда формула была получена и положительно использовалась в дальнейшем, можно с известной долей осторожности констатировать: первоосновой должен быть известный сюжет. Иначе говоря, экранизация литературного произведения много эффективнее вымученного беспокойными ночами собственного, ничего не гарантирующего сценария.

ПОЧЕМУ В ЛЕНТЕ ДЖО РАЙТА «АННА КАРЕНИНА» (2012) КИРА НАЙТЛИ ХОДИТ ПО ТЕАТРАЛЬНОЙ СЦЕНЕ, А НЕ ПО РУССКИМ БЕСКРАЙНИМ ПОЛЯМ? ДА ПОТОМУ ЧТО РЕЖИССЕРУ ТАК ЗАХОТЕЛОСЬ: СДЕЛАТЬ ДЕЙСТВИЕ СИМВОЛИЧЕСКИМ, СОСРЕДОТОЧИТЬСЯ НЕ НА ПЕЙЗАЖАХ, А НА СОБСТВЕННО ДРАМАТУРГИИ.

Древние греки, к примеру, все свои театральные пьесы ставили по мотивам «мифологических бестселлеров» о Троянской войне, подвигах хвастливого Геракла или переспавшем со своей матерью Эдипе. «Нет более серьезных и более радостных людей, чем греки», – заметил философ Гегель. С тех пор, в общем, ничего не поменялось: те же героические характеры, тот же привычный ассортимент фабул, вечные Одиссеи, Гамлеты, Дон Кихоты и Золушки. Шутка ли, одного только Шекспира экранизировали более 700 раз! «Гамлет» чаще других имел киноадаптацию. И не потому вовсе, что зритель так и не решил, порвалась ли связь времен, есть ли ответ на «Быть или не быть?» и что такое человек – краса вселенной или квинтэссенция праха? Просто каждый раз это был новый Гамлет – Мел Гибсон, Лоренс Оливье, Кеннет Брана, Никол Уильямсон, Иннокентий Смоктуновский или даже роковая Сара Бернар.

Права была Джульетта в другой известной пьесе: как розу ни зови, а сладкий аромат едва ль угаснет! И ведь под личиной самых разных экранизаций – вплоть до экспериментального фильма База Лурмана «Ромео + Джульетта» (1996), в котором враждующие мафиозные семьи вместо шпаг бряцают пистолетами, – легкомысленная страсть тинейджеров (запретная, подобно курению за гаражами) тем не менее являет собой историю вечной любви. Ту самую, что сохраняет запах ребячества. Ту самую, которой нет печальнее на свете. Ту самую, которая, к счастью своему, не заканчивается замужеством.

ВО МНОГОМ БЛАГОДАРЯ ПРОДЮСЕРАМ В КИНО ПОЯВИЛИСЬ ТЕ ИЛИ ИНЫЕ ФОРМУЛЫ. НИКТО НЕ ЗНАЕТ, КАК СОЗДАТЬ ЛУЧШИЙ ФИЛЬМ НА СВЕТЕ, НО ПРОДЮСЕРЫ ЗНАЮТ, КАК ЕГО ХОРОШО ПРОДАТЬ.

В отличие от литературы, в которой читатель волен безгранично злоупотреблять фантазией, в кино предлагается однозначная интерпретация, исключительное видение. Как в балете, где два часа герои «Дон Кихота» пляшут на сцене, не произнося ни единого слова из знаменитого романа Сервантеса, так и в кинематографе диалог со зрителем ведется на своем специфическом языке – экранном, пластическом, другом, нежели литературный. И если сюжеты – или назовем их иначе: идеи – со временем не менялись, то язык в силу его многообразия развивался и менялся. В истории человечества, согласно философскому прозрению Джамбаттисты Вико, это были немые жесты, обращенные к богам, затем рыцарские эмблемы и символические знаки, и наконец, основанный на «духе свободного соглашения» разговорный язык. В истории искусства и без каких-либо глубоких прозрений видно, как используется каждый из этих видов. Однако в кинематографе они задействованы все одновременно.

Почему в ленте Джо Райта «Анна Каренина» (2012) Кира Найтли ходит по театральной сцене, а не по русским бескрайним полям? Да потому что режиссеру так захотелось: сделать действие символическим, сосредоточиться не на пейзажах, а на собственно драматургии. Роман ведь тоже невозможно читать, не воображая себе графа Льва Толстого, хохочущего над своей терзающейся героиней: и долг ее зовет остаться с сыном, и любовь затягивает в пучину измены, и лихорадочные внутренние монологи подталкивают прыгнуть под поезд. Вот вы переживаете за героиню, несчастную по-своему, а лучше бы жили, как все похожие друг на друга счастливые семьи. И все было бы в порядке. А то, понимаешь ли, смешалось все у них, в доме Облонских.

«Бойцовский клуб» (1999) Дэвида Финчера, несмотря на массу достоинств романа Чака Паланика, даже превзошел первоисточник – и если оценки критиков отбросить в сторону в силу их эстетической предвзятости, то уж широкой зрительской аудитории можно доверять: картина стала культовой и, вместо того чтобы бить друг другу морды на улице, заставила людей миролюбиво есть попкорн в кинотеатре. Хорошему хочется подражать, гениальным – любоваться.