Вольдемар Холмский - Жестокая правда одного дня Ивана Денисовича, рассказанная самим Солженицыным

Так писал после выхода повести известный и очень крупный советский прозаик, литературовед, критик В.Я. Лакшин. Обратим внимание: повесть стала «откровением»,«долгожданным словом правды».

«… Для советских людей рассказ открыл запретную тему – жизнь миллионов людей, попавших в лагеря. Рассказ как будто разоблачал культ личности Сталина, но имя Сталина один раз Солженицын упомянул по настоянию редактора «Нового мира» Твардовского. Для Солженицына, когда-то преданного коммуниста, попавшего в заключение за то, что в письме к другу ругал «Пахана» (Сталина), это произведение – разоблачение всего советского строя и общества».

«Первое произведение о сталинских лагерях, опубликованное в СССР. Описание обычного дня обычного заключенного – ещё не полный отчёт об ужасахГУЛАГа, но и оно производит оглушительный эффект и наносит удар бесчеловечной системе, породившей лагеря».

А вот еще:

«Когда в конце 1962 года произведение было опубликовано, вся читающая публика была ошеломлена рассказом-откровением о бесчеловечности советской системы.

Последнее тоже крайне важно: «бесчеловечность советской системы». Т.е. утверждается, что бесчеловечность уже заложена в самой советской системе .

Уже то, что повесть была опубликована, показывает, что никто из тех, кто способствовал ее публикации, в том числе – выдающийся советский поэт А. Т. Твардовский, и те, кто разрешил ее публиковать – Политбюро ЦК КПСС и лично Н. С. Хрущев, – не сомневались, что повесть правдива.

«… Во лжи, в искажении действительности Солженицына не упрекнул никто из переживших ГУЛАГ».

Итак, литературоведы, писатели, критики, Советское правительство, комментаторы повести, или те, кто проводит ее анализ, пишет пособие для учеников для сдачи ЕГЭ, а также сами ученики, анализирующие повесть, утверждают , – на основе «показаний» самого Солженицына, – что условия содержания заключённых были жестокими, бесчеловечными; эти условия являлись закономерным следствием советской системы, т.к. бесчеловечность является врожденным качеством советской системы; рассказывают читателю о персонажах повести, об отношениях между людьми, пребывающем в одном лагере; о их духовных ориентирах, морально-нравственных ценностях, характерах.

При этом все вышеназванные утверждают, что Солженицын описал все правдиво. Т.е. изображение им лагерной жизни, порядка в лагере – это все правда.

Вот я и решил посмотреть на условия лагеря, на взаимоотношения людей в нем, на их морально-нравственные ценности; на бесчеловечность советской системы, показанных самим Солженицыным .

А для этого я буду всего-навсего читать текст повести и анализировать то, что нам рассказывает Солженицын.

Я не привлекаю для анализа какие-то другие источники, другие документы и пр. Все, что требуется – это текст повести, который сам автор «благословил»:

( Эта редакция является истинной и окончательной. Никакие прижизненные издания её не отменяют. А. Солженицын Апрель1968 г).

и логическое мышление, «логический микроскоп» (Б. Рассел), под которым я буду читать и анализировать текст повести. Если кто-то в этом моем анализе увидит что-то, бросающее тень на Солженицына, то это не моя вина – это не я придумал, это сам Солженицын об этом говорил в своей повести своими словами.Я просто увидел это в тексте самого Солженицына и показал это в своем тексте .

Я буду брать слова, фразы, описания самого Солженицына и прямо тут же, вместе с читателем, рассматривать их в «логический микроскоп». Прямо по ходу текста, прямо по живой речи самого Солженицына.

Его слова я заключаю в кавычки и выделяю курсивом. Мой собственный акцент на слова или фразы в самой цитате Солженицына я дополнительно выделяю жирным шрифтом.

Благодаря такому анализу, мы увидим те условия лагеря, которые САМ Солженицын правдивопоказал, ибо жил и писал «не по лжи». Мы увидим духовные ориентиры и морально-нравственные качества Ивана Денисовича и других заключенных. Мы увидим и особенности советской системыв отношении наказания заключенных. Последнее является особенно важным. Ведь именно правдивый показ Солженицыным этих условий и создал его образ духовного борца с советским режимом.

Все, что нам нужно для анализа, – это не погребовать окумнуться с головой в повесть и внимчиво ее читать (если вас, уважаемый читатель, насторожили некоторые слова, знайте – это слова настоящего русского языка, нутряного, который возрождает великий писатель, «из всех перерусских русский»).

Повесть начинается с описания автором утра одного из заключенных Особлагеря – Ивана Денисовича Шухова.

Правда, почему это лагерь определен как «особый», и чем он «особ», А.И. Солженицын прямо не объясняет. Но из жизненного опыта и из текста самой повести мы можем сделать некоторые предположения, объясняющие, почему этот лагерь – «особый».

Версия первая. Если лагерь определяется как «особый», то условия в нем должны быть, видимо, «особые», отличающееся от других лагерей, причем в сторону большей жёсткости. Ведь лагерь для заключенных, тюрьма – это места отбывания наказания. И если о некоторых из таких заведений говорят, что они «особые», то очевидно, что и условия в этих местах должны быть «особыми» – т.е., более жёсткими по сравнению с «неособыми» лагерями или тюрьмами.

Вторая версия основывается на описании Солженицыным контингента заключенных этого лагеря.

Прежде всего, это, конечно, главный герой повести, – Иван Денисович Шухов, рабочий 104–й бригады, приговорённый к десяти годам заключения по обвинению в шпионаже во время Великой Отечественной войны. Но он шпион «деланный», «снарошку», - т.е., дело о шпионаже на него было просто сфабриковано советской контрразведкой. На самом деле он бежал из плена, в котором пробыл всего два дня. И таких вот шпионов в этом лагере, по словам Солженицына:

«…в каждой бригаде по пять человек».

Но есть и настоящий шпион, этнический молдаван, которого Солженицын упоминает в повести.

Бригадир 104-й бригады – бывший красноармеец Тюрин, уволенный из армии и репрессированный, как сын кулака.

В бригаде есть украинский парень Гопчик, который носил в лес бендеровцам молоко – т.е., их пособник.

Есть Цезарь Маркович, столичный интеллигент, профессия которого точно Солженицыным не определена: не то режиссер, не то оператор, – он «снимал картины для кино». Не просто картины (ну, в смысле – кинокартины), не кино, не фильмы, а «картины для кино». Но даже одну не успел снять, как был арестован. Что такое «картины для кино», тоже не объясняется.